– Себя вышедшие.
Более конкретно:
– С корабля на бал.
И Белинский имеет в виду: так вам и надо, господа Чацкие и Хлестаковы играть в этот Марди Грас там, на корабле, какого вы сюда претесь с этими же заморскими правилами?!
А:
– Той буквы И, которая имеется в известном словосочетании А и Б сидели на трубе, – не замечает, как тоже участвующей во этом перевороте мира с ног на голову.
Что и Чацкий, и Хлестаков:
– Вяжут своим поведением эти два мира, – мир корабля и бала.
И вот эта правда СВЯЗИ миров бала и корабля – значит – была известна 17-му году, – почему для победы над этой Связью ему – 17-му году – понадобилась такая вещь, как:
– Агрессия, – ибо аргументов логики против связи миров уже нет.
Христианство – это высший пилотаж логики, поэтому логикой его не взять. Только сознательным противостоянием.
Можно думать, что противостояние проясняет истину, как это на поверку получается у Белинского. Ибо можно даже заметить, что Лиза, Фамусов, Скалозуб говорят словами Чацкого, но автоматически – по душе – принять это как правду, не задумываясь:
– Почему так получается, – Белинский акцентирует внимание:
– Белиберда-а! – точнее, еще хуже:
– Ошибка еще малограмотного в этом литературном деле автора.
Считает, следовательно, Белинский, что такой лабуды не может быть, так как не может быть:
– Никогда!
И это верно, если принять Ветхий Завет, созданным навсегда правильным, так как неизменным.
И:
– Ужас в том, что эта установка правильная! – если иметь в виду только содержание, но оказалось форма любит себя не только за красивые глазки, – а:
– Тоже имеет содержание!
В Евангелии эти рассуждения не приводятся, предполагая, что люди сами додумаются до остального, если, – вот это ЕСЛИ:
– Есть желание!
Приводятся видимые противоречия:
– Последний будет первым, – например, что некоторых даже раздражает:
– Ну, как это может быть, ибо даже Венечка Ерофеев, если встал в литературе последнего времени первым, последним за парочкой бутылочек коньячка всё равно не был никогда, а где-то всё равно близко к кассе.
А то, что один, никогда не упоминаемый в фундаментальных законах физики Хомик, вдруг и неожиданного встанет в эту длинную очередь к счастью:
– Да вы что?!
И – в Новом Завете:
– Человек встал СВЯЗНЫМ между мирами, коих оказалось – в Новом Завете, не один, – а:
– ДВА.
Почему и слов – даже в персональной речи Героя – оказалось чуть – но больше, чем обычно.
Что и заметил Белинский в речах Фамусова, Лизи и Скалозуба.
Что и наглядно показал Пушкин в Джонсоне и Макферсоне:
– Половину слов в каждом предложении говорит один из них, а половину слов этого же предложения – другой.
И происходит это только потому, что идентификатор стал не просто штангенциркулем, – а:
– Человеком настолько живым, что мог назвать себя Читателем.
Вот этот переход слов от одного героя к другому – в пределах одного предложения – может заметить только он:
– ЧИТАТЕЛЬ.
Вот именно этой логике изумлялись фарисеи, слушая Иисуса Христа. Читатель, настолько не первый в художественном произведении, что и вообще его там нет, – как в мире, – становится там, на СЦЕНЕ Жизни, первым, ибо больше никто, кроме него, не видит реальной, но невидимой невооруженным глазом, жизни героев.
И именно это Белинский назвал грубой ошибкой Грибоедова, потому и не тянущего на профессионального литератора. Получается в философии, краеугольным камнем которой является:
– ПОСЫЛКА Гегеля и Канта, – был ни бум-бум именно сам Белинский.
