— С Перекатовым тоже хлопот не будет, он вечно гостевыми обедами перебивается, каждому приглашенью рад. Мы его котлетками побалуем с пареными овощами. Ума не приложу, что новому-то гостю подать! Ведь я с Бабушкиным не знакома. Акулина еще брякнула, что он маменьку с собой приведет – это уж ни в какие ворота…
— Смотрины – дело серьезное! – заметила я. – Может, понравитесь друг другу и заживете одним теремком с полнехоньким погребком. Совет да любовь, расширение капиталов.
— Скажете тоже, - застыдилась Ляпунова и уже деловито прибавила: – Надеюсь, с капиталом у него полный порядок, потому как я не столь богата, чтобы с голодранцем сойтись.
У дверей застучали осторожно, показалась кучерявая русая голова парня, который на дворе Федору помогал. Низковатый молодой голос почтительно прогудел:
— Ольга Карповна, я печную заслонку наверху починил, с дровами закончил, таперича к Артамоновым собираюсь, может, какие ваши слова передать?
Ляпунова не спеша отпила из чашечки яблочный узвар, оттопырила мизинчик и важно сказала:
— Ступай Вася, да напомни братцу о вечере. Обещали навестить.
— Доброго здоровьица, Ольга Карповна! Все исполню, – парень нам слегка поклонился и неуклюже оборотившись, скрылся в коридоре.
Некоторое время мы молча прихлебывали теплый душистый напиток (корицу, что ли туда добавили?), потом я не утерпела, спрашивать начала:
— Красивый юноша. Сколько ему лет, интересно?
Ляпунова презрительно фыркнула:
— Увалень деревенский! Сила есть, ума не надо. Заслонку он починил… А ломал зачем? Ручищи, как колоды. С чего мне его лета считать, он Гришин работник, вот придет братец, могу спросить, ежели вам нужно.
После обеда мы с Ольгой Карповной разложили пасьянс, и по всему выходило, что в скором времени нас ждет большая удача в любви и полное финансовое благополучие.
Первым груздем, тьфу… гостем оказался купец Григорий Артамонов – мужчина дородный и по речам обстоятельный. Откушав рюмочку водки с бутербродом из семушки, он начал расспрашивать меня о пушном промысле и золотых приисках в Сибири.
Пришлось соврать, что мы - Третьяковы, разбогатели на мелкой торговле и доходных домах. На вопросах логистики я немного зависла, по счастью в разгар диалога явился чиновник Бабушкин с маменькой, а следом прискакала сваха Акулина Гавриловна.
В гостиной тяжко запахло горящими свечами и одеколоном. Претендента в женихи посадили на диван поближе к Ольге Карповне. На вид Макару Лукьянычу было не более двадцати пяти лет, и, в отличие от бойкой маменьки, он ужасно смущался. Та же обшарила взглядами каждую деталь комнаты, прищурилась на накрытый стол и елейным голоском завела разговор о московских ценах.
— Это хорошо, Ольга Карповна, что курочки у вас свои, а то ведь по пятнадцати копеек за десяток яичек торгуют. А свинку не держите часом? На базаре мякоть шейная больше гривенника за фунт идет. Владычица небесная! Как жизнь дорожает…
Я отозвала Анисью в сторонку и выяснила, что гривенник – это монета в десять копеек, а в фунте примерно полкилограмма.
— А какова же ваша зарплата кухарки?
— На пяти рубликах в месяц столковались, - усмехнулась Анисья. – Живу и столуюсь при доме. Всем довольна, нечего бога гневить, сыта и одета, тятеньке в деревню могу денежку послать. Об осени тятенька корову в хозяйство прикупил.
— И почем нынче рогатый скот? - спросила я для расширения кругозора.
— Сошлись на сорока пяти рублях, - похвалилась Анисья, блеснув зубами. - Корова дойная попалась, утром и вечером ведро молока дает.
