Я уже хотела деликатно спросить Анисью про возраст и семейное положение, но в прихожей раздался зычный голос Федора:
— Тут господин Перекатов пожаловал. Просят доложить.
Акулина Гавриловна взметнула атласные юбки, залилась соловушкой.
— Входите, Сергей Петрович! Только вас дожидались, голубчик. Что ж вы долго? Котлетки простынут.
В комнату вошел стройный мужчина среднего роста и приятной наружности. Особенно меня умилила темная бородка клинышком, видно, что аккуратно подстрижена и приглажена.
Я замешкалась, размышляя, надо ли бежать навстречу и представляться, но Акулина Гавриловна – умница, все сделала сама.
— Знакомьтесь, Сергей Петрович! Это Алена Дмитриевна, наша гостюшка драгоценная. Прошу любить и жаловать. О деле после потолкуем.
Я протянула вперед слегка дрожащую руку. Перекатов обратил на меня лучистый взор карих очей и склонился для поцелуя. Интересный мужчина.
Стали рассаживаться за стол.
Даже Ляпунова немного оживилась, обсуждая с Макаром Лукьянычем тихую охоту, то бишь сбор грибов. Оказалось, господин Бабушкин страстный любитель прогуляться по лесу осенней порой.
— Хочу отметить, что природа в России крайне трогает воображение художника и поэта. Я сам пробовал браться за кисти и слагать стихи-с. Но у господина Фета, конечно, получается гораздо лучше-с. Вы увлекаетесь ли стихами, Ольга Карповна?
— Я Пушкина читаю иногда, - последовал медлительный ответ.
— Так я вам перепишу в книжечку… - ободрился Макар Лукьяныч.
Меня разбирало любопытство. Шутка ли - в одно время с классиками попала.
— Афанасий Фет сейчас в Москве проживает?
Бабушкин недоуменно вздернул плечи и понурился.
— Не могу знать–с!
Зато Перекатов склонил ко мне благородную голову и негромко сказал:
— Достоверно известно, что Афанасий Афанасьевич Фет в Орловской губернии именьице приобрел – двести десятин пахотной землицы и домик.
— О! – вырвалось у меня. – А вы не желали бы поселиться в деревне? У вас ведь тоже имение.
Перекатов звякнул вилочкой о тарелку, приложил салфетку к губам.
— Увы, Алена Дмитриевна, не имею привычки к сельскому быту. Да и усадьба давно заложена. Мужики пьянствуют, управляющий потихоньку ворует. Доходы с Горностаевки совсем мизерные в последние годы. Едва оправдывают квартиру в Москве.
— Какое красиво название – Горностаевка, - восхитилась я. - Надо бы там порядок навести.
— Да где ж нынче толковых работников сыщешь, - пожаловался Перекатов. – Притом, я – человек мягкий, либеральный, а в правлении без железной руки никак.
— А вы пригласите меня к себе в Горностаевку на недельку, - предложила я. – Дорожные расходы и прочие хлопоты оплачу с избытком. Я женщина свободная, состоятельная. После уральской провинции хочется посмотреть город с окрестностями. Сами понимаете, одной даме путешествовать боязно и неприлично. Согласитесь быть моим компаньоном, щедро вознагражу. Предлагаю общаться без лишних церемоний, но и не фамильярничать.
Длинными холеными пальцами Перекатов потеребил матерчатую салфетку, нежно погладил перстень-печатку на безымянном пальце левой руки, и улыбнувшись, положил мне на тарелочку самый большой и оранжевый рыжик с общего блюда.
Потом мы выпили по рюмочке коньяка и закусили котлеткой. Дальше беседа несколько стихла, зато вилочки зазвякали громче. В белой пузатой супнице с витой золотой каемкой дымилась уха из красной рыбы.
Рядом с горкой черного хлеба поблескивали мокрыми боками пупырчатые соленые огурцы на смородиновых листьях. Купец Артамонов то и дело промокал красным платком вспотевший лоб и уплетал разваренную перловку с белыми грибами. Постился изо всех сил, аж за ушами трещало.
