— Благодарю вас, Алена Дмитриевна, мне, право, неловко...
— А знаете что, Сергей Петрович? Я устала от блеска и шика, давайте поедем в заведение попроще. Например, какой-то хороший трактир.
— Вижу, вы поклонница русской кухни, Алена Дмитриевна! Тогда наведаемся к Тестову, что в доме Патрикеева на углу Воскресенской. Такой знатной селянки и расстегаев больше в Москве не сыщешь. А в ресторанах все больше французские блюда подают - ростбиф и фрикасе, консоме Марго и стерлядь брезе о шампань...
В добрых глазах Сергея Петровича появился мечтательный (или просто голодный) блеск. Очаровательный мужчина! Так бы и чмокнула в причесанную бородку.
Но сначала надо накормить.
О московских трактирах конца двадцатого века, глотая слюнки, читала я когда-то у Бунина в таинственном рассказе «Чистый понедельник». И вот нежданно-негаданно выпала возможность посетить. Так, не скупись же, Алена Дмитриевна!
На первом этаже заведения у Тестова показалось мне людно и шумно. Народ сидел в верхней одежде, воздух спертый, накуренный, перила лестницы, обтянутые бардовым сукном, нечисты.
Брезгливо поводя тонкими усиками, Перекатов повел меня на второй этаж, где была предусмотрена раздевалка. Дальше мы прошли в большую, высокую залу, заставленную диванчикам и столиками. В глубине залы стоял музыкальный шкафчик, напомнивший мне орган, позже я узнала, что он называется - орекстрион, поскольку имитирует звуки целого оркестра.
Вероятно, проигрывателей с граммофонными пластинками еще не изобрели или до Москвы новшество не дошло. Всему свое время. Я спросила Перекатова о таких личностях, как Федор Шаляпин и Александр Вертинский, но получила отрицательный ответ. Даже если знаменитые исполнители уже родились, известности еще не получили.
Что же касается трактира Тестова – убранство показалось мне совсем простым, на что Перекатов с лукавой усмешкой парировал, дескать «Красна изба не углами, а пирогами». И подозвал полового, то есть расторопного парня-официанта.
Но это в ресторане он бы звался официант и ходил во фраке, а здесь – просто половой. Все атрибуты на месте – белая рубаха с пуговицами на высоком вороте, повязанная красным кушаком, и взбитый на бок завитой чубчик плюс задорные усики и бритый до синевы подбородок.
— Проводите-ка нас, любезный, в отдельную комнату с фортепьяно! – распорядился Сергей Петрович.
«Приятно командовать, имея портмоне, набитое деньгами».
Нам предоставили отдельный кабинет, посредине стол, накрытый скатертью с кистями.
— Рекомендую начать с селяночки, - сладко улыбнулся Перекатов, и я азартно кивнула.
— На закуску могу предложить семгу с лимоном, балык и жареные мозги, - начал перечислять половой. – Расстегаи с осетриной и печенью налима…
— Несите все и поскорей! – взмолилась я.
— Сию секунду, сударыня-с! Что изволите из крепких напитков?
Он косил озорным карим глазом то на меня, то на Перекатова.
— Сергей Петрович, руководите банкетом. Может, шампанское? - колебалась я.
— Вина у нас отменные, лучших московских погребов, - нахваливал половой.
Мы заказали шампанское «Редерер Силлери», красное и белое вино, прохладный брусничный морс. Разумеется, напиваться вдрызг я не собиралась, но всего пригубить понемножку – милое дело.
— Здешнюю гурьевскую кашу приезжает пробовать даже знать из Петербурга. Не желаете ли отведать на десерт, Алена Дмитриевна? - соблазнял Перекатов.
— А что особенного в этой каше? Она ведь из манной крупы готовится? - я подняла глаза на полового. Тот не задержался с ответом.
