— Сливочками жирными сдобрена и сервирована слоями в тарелку. Каждый слой молочной пенкой промазан, орехами и цукатами переложен. Еще можно на меду и с вареньицем.
Заказали и кашу в сковороде и кусок кулебяки в несколько ярусов.
— Я слышала, в Москве цыганские выступления можно послушать по ресторанам.
— Всенепременно, сударыня! – ответствовал половой. – Иван Яковлевич Тестов собрал лучший хор.
— Со «Славянским базаром» однако же не сравнится, - нежно вздохнул Перекатов.
— Посмотрим и «Славянский базар», - обещала я.
— А не желаете ли раковый супчик отведать, Алена Дмитриевна?
— Нет, увольте! – наотрез отказалась я.
Вспомнила, как дед Егор однажды притащил с реки полведра живых раков с намерением их сварить, но бабушка воспротивилась: «Ползают по дну, едят всякую падаль. Тьфу!»
— Скажите, гражданин, - обратилась я к половому. – Не приходилось вам здесь обслуживать купца или мещанина Третьякова Егора Семеныча. Невысокий, бойкий старичок, может быть на чаевые скуповат.
— Никак не –с!
— А ты получше вспомни, любезный! – развязно молвил Перекатов, бросая на стол гривенник.
Половой ловко ухватил монету и в глубокой задумчивости воздел карие очи к расписному потолку.
— Знаем Павла Михайловича Третьякова, который картины собирает. И брата его Сергея Михайловича приходилось видать. И Савву Иваныча Мамонтова…
— Ты по делу говори, братец! А сам не знаешь, так поспрашивай других работничков, - тоном заправского сыщика напутствовал Перекатов.
— Нам Егор Третьяков надобен, – уныло повторила я. – Торговый человек из Тобольской губернии. Из Сибири, понимаете?
— О таком не слыхали-с. Прощения просим! Ежели кто из наших его обслуживал, тотчас узнаю и доложу- с.
— Уж будь проворен!
Грустные мысли о пропавшем дедушке несколько перебили мой аппетит, но глядя с каким наслаждением Сергей Петрович лакомится розовыми ломтиками семги и бутербродами с паюсной икрой, я несколько воспряла духом.
Желая окончательно развлечь меня, Перекатов посоветовал заказать пианиста. Что ж инструмент будет пустовать? Я опрометчиво согласилась. А потом запоздало представила, как возможно голодный человек будет играть-стараться, пока мы, этакие господа, буженину трескаем под красное вино.
Но в комнату уже явился сутулый мужчина с бледным надменным лицом, припухшими синими веками, в помятом фраке, из ворота и рукавов которого выглядывала несвежая рубашка. Поклонился нам, не глядя, и важно сел за инструмент. Я не большой знаток музыки, но звуки фортепьяно звучали резко и грубовато.
— Потише, милейший! – попросил Сергей Петрович.
Пианист обернулся к нам, выпятил нижнюю губу и вдруг вскочил с места.
— Ну, ты и жук, Перекатов! – визгливо вскричал он. - Намедни врал, что с хлеба на воду перебиваешься, за квартиру нечем платить, а сам водишь арфисточек по кабинетам, шампанским угощаешь.
Сергей Петрович густо покраснел, скомкал в ладошке салфетку и ломающимся голосом произнес:
— Попрошу даму не впутывать в наши дела!
— Ах, даму! Je vous présente mes excuses, - ядовито проскрипел музыкант, бесцеремонно подсаживаясь к нашему столу.
Обругал или извинился – хрен поймешь, я по-французски знаю всего пару расхожих фраз. Впрочем, с немецким и английским такая же ситуация. Да-а, знатная дама из меня не ахти при таком раскладе.
— Алена Дмитриевна, прошу меня простить. Мы с господином Самарским должны удалиться для приватного разговора, - Перекатов поднялся со стула, изящным жестом приглашая музыканта к двери.
