Исследователи выделяют следующие тенденции «конфликтного» развития:
• отсутствие развитой культуры переговорных практик, обеспечивающих канализацию социальных конфликтов в русло цивилизованной парламентской политической борьбы;
• существенные разрывы в социально-политическом и экономическом положении различных социальных акторов, которые препятствуют становлению в обществе горизонтальных связей и устойчивых каналов урегулирования конфликтов;
• отсутствие или слабая развитость «рациональной» (в веберовском смысле) бюрократии, ориентированной на минимизацию харизматического вмешательства государства в жизнь населения и на переговоры с ним;
• слабое развитие политической культуры, ориентированной на органичную стабильность формальных институтов и традиций политических систем, ориентированных на преодоление конфликтных разрывов в обществе и реализацию рационально спроектированных моделей конфликторазрешения;
• сильные разрывы между различными ценностными ориентациями социальных слоев, неразвитая система переговоров между ними, слабая развитость политических институтов мирного разрешения конфликтов между различными силами;
• основной силой для нейтрализации социальных конфликтов является государство,[10] внедряющее «сверху» на макроуровне институты конфликторазрешения, которые зачастую вступают в противоречия с институтами более низких уровней или институтами в других сферах. Для различных социальных акторов создается ситуация «дилеммы заключенного»,[11] что усиливает конфликтность и асоциальное поведение.
Таким образом, особенности конфликтных моделей посткоммунистических трансформаций обусловлены различиями:
• исторического прошлого, исторических моделей развития, специфических стартовых условий;
• баланса государственно-центричных и этноцентричных. Первые характерны для обществ, в которых жива память об их суверенных государствах: Польша, Венгрия и Чешская республика. Этнические ценности актуализированы в обществах с относительно молодой государственностью: Македония, Словакия, Украина, Хорватия;
• интенсивности конфликта элит (единство или раскол); согласие элит и граждан в целесообразности и методах реализации политики реформ;
• способности властей к управлению конфликтами и удержанию социального контроля в обществе и недопущению гражданского противостояния;
• стратегических позиций, связанных с ориентацией либо на сотрудничество с «мировым сообществом», либо на «балансирующее» противостояние ему в отстаивании национальных особых интересов;
• наличием либо отсутствием мобилизующей и вдохновляющей все слои населения общенационально принятой программы действий;
• однородность или неоднородность этнического состава населения (этническое и языковое единство минимизируют вероятность межэтнических конфликтов и укрепляет социальный порядок);
• генетической политической и исторической «конфликтности совмещения» национальных традиций и местных исторически сложившихся институциональных форм с заимствованием импортируемых западных институциональных образцов социального устройства; комбинаций заимствуемых институциональных традиций и собственных культурно-исторических особенностей;
• моделей конфликтов стилей жизни, личных социальных капиталов, т. е. исторически унаследованного репертуара культурных правил и культурных практик демократических и рыночных институтов.
Таким образом, специфика национального исторического пути, институциональные и поведенческие традиции определяют
