Теперь эта «проверка» показалась ей неимоверно глупой и очень простой. Только сейчас она заметила, что очень грязная. Земля разукрасила некогда желтое платье в коричнево-черный цвет, прибавив «изюминки» еще и чернильной кляксе. Нужно было срочно найти речку или хотя бы ручей.
Мир расцвел, стало настолько ясно и тепло, что даже в простеньком, но непромокаемом плаще девочке было жутко душно. Ее тело буквально плавилось, но снять с себя эту вещь она не могла. Слишком уж он был надежный. От него исходила аура защиты, которой Констанция в свое время не получила. Воздух стал влажнее, прохладней. Вода была близко, но в папоротниках было не разглядеть спуска вниз, вообще никакой земли не разглядеть. Несмотря на высокие деревья, солнечный свет, хоть и немного просеянный, освещал землю, постепенно высушивая папоротники и траву, накаляя землю. Спуск все-таки был. Папоротник, особенно разросшийся и здоровый, как сама девочка, отлично скрыл воду, но не спрятал ее вовсе. Рано или поздно речка была бы найдена.
Эта речка, к слову, выходила к той деревне, где в данный момент только просыпался Фред. Правда, там она заметно сужалась, утекала вдаль, и где кончалась, не знал никто.
Прохладная вода в знойный день подействовала отрезвляюще. Не раздеваясь, прямо так, Констанция вошла в воду по самую грудь и принялась умываться.
Поплывший разум перестал течь и застыл. Задержав дыхание, которое мгновенно отдалось болью в легких, девочка нырнула. Под водой она вымыла спутавшиеся волосы, лицо, шею и плечи. Вынырнула. Воздух после такого стал драконьим пламенем, Констанция закашлялась. Ей нужна подпитка. Как раз тогда, когда вокруг ни души. Тут девочка запаниковала. По-прежнему стоя в воде, она беспомощно озиралась по сторонам и выискивала взглядом какую-нибудь жертву. Простоя так еще минут пять-десять, она выбежала из воды и чуть не упала. Плащ стал в два раза тяжелее, он придавливал Констанцию к земле, заставляя ее вновь испачкаться. Но девочка была сильнее. Платье прилипло к ногам, а при быстрой ходьбе это было очень неудобно, поэтому она все время поправляла его, прекрасно осознавая, что это бесполезно.
Мимо пролетали с оглушительной быстротой птицы, но задеть их, чтобы причинить боль, нечем. Животных не было. Ни белок на деревьях, ни кроликов, ни лисиц, ни оленей. Да даже, если бы и были, как бы Констанция причинила им боль? Шерсть бы вырвала? И ножа у нее вроде не было, хотя она и всегда носила его с собой. Сейчас ее охватила настоящая паника. Кислород с каждым разом приносил боль все сильнее, а кругом ни души. Она что, умрет здесь?
Тогда она возненавидела боль во всех ее чертовых аспектах. Кругом была одна боль. Она чувствовала всегда только боль, и не важно, глотала ли она ее или была голодна.
Вдруг Констанция смирилась с тем, что медленно умирает. Поделом ей за то, что все время отталкивала от себя людей. Пошла бы с Фредом – проблем бы не было. Почему он ей так не нравится?! Ну, любопытный немного, с каждым бывает. А теперь она здесь одна, без подпитки, медленно и мучительно задыхается тем, чем дышит все человечество. Кислородом. Ее бы история могла закончиться уже сейчас, если бы ее вдруг не осенило. Она, мокрая и совершенно разбитая, присела и начала безжалостно обрывать папоротник. Тот завыл от боли, и девочка резко вздохнула, ощущая слабую, но впоследствии увеличивающуюся боль в руках и ногах. Учащенное сердцебиение сначала ускорилось, что чуть не взорвалось, а потом пропустило два удара.
