– Можно хоть десять. – иронично ответил Придыбайло, показав большой палец. – Укатывать можно из Реми. А можно из Самбери, как хотите, и так и так придется катить в гору. Выбирайте любой день, я могу хоть завтра!
– Кто бы сомневался. – Лера махнула рукой. – Хорошо, что ты нашел пустое местечко в плотно забитом графике криптоинвестора.
– Боже, главное успеть до ледяного дождя! – воскликнул Зимовец.
– С чего вы вообще взяли, что ледяной дождь будет? – Придыбайло подошел к коробке с конфетами, взял одну наугад и закинул себе в рот. – О, желтая! – восторженно промямлил он, пережевывая конфету.
– Да успеем мы до ледяного дождя, – ответил Рождественский. – Я понимаю, что ледяной дождь оставлял после себя не лучшие воспоминания, но…
– Он оставил мне перелом ребра. – поправил Зимовец. – Ай, никогда не забуду двадцатый год. То было начало зимы? Или конец ноября, точно не помню. Зато я хорошо помню, как я летел с горы кубарем по этой ледяной корке. Еще и чертовы провода тогда отвалились, света не было, отопления не было… Ничего, блин, не было!
Ледяной дождь косою смерти проходился по Владивостоку уже несколько лет подряд, и местные жители боялись его куда сильнее, чем крещенских морозов. Лед обволакивал собой все, превращая город в один большой хрустальный сервиз, обладающий обворожительной, но обманчивой красотой. Ветки деревьев ломались из-за слишком большого веса, провода рвались, падали вышки. Люди оставались без отопления, без света и прятались под жесткими шерстяными одеялами, даже без возможности нагреть чайник. Город выходил из строя как минимум на неделю, но ледяная корка не сползала с затемненных мест до самой весны.
– На следующих выходных никаких ледяных дождей не планируется. – сказала Лера. – Все могут на следующих выходных? Только давайте в воскресенье, в субботу я не могу – у меня конференция.
– Конференция? – переспросил Зимовец.
– Да так, опять вляпалась в кое-что по глупости…
Синдром Рождественского
Рождественский проснулся к одиннадцати часам и потянулся на кровати, совершенно счастливый. Весь вчерашний день и половину сегодняшней ночи он прокрутился на стуле, клацая по клавиатуре на пару с Зимовцом, который клацал по клавиатуре у себя дома. Они неплохо поиграли, да и в кои-то веки – нормально пообщались. Сегодня им предстояло красть тележки, и Рождественский был немного взволнован, но взволнован в хорошем смысле этого слова. Последние несколько дней он только и думал об этих тележках, рисовал себе самые разные сценарии и представлял уже готовый карт.
День начался хорошо – ни одна тварь не разбудила его нежданным телефонным звонком, он проснулся, когда захотел, и в кои-то веки чувствовал себя отдохнувшим и выспавшимся. Рождественский вообще считал, что восьмичасовой сон – сказка, выдумка, всемирная шутка. Проспи он восемь часов, десять или двенадцать – он все равно не выспится, если его разбудит будильник. Даже если Рождественский ложился и засыпал в десять вечера – на утро он все равно просыпался вымотанным и совершенно неотдохнувшим, поэтому соблюдать режим сна он не видел смысла. Женя отсыпался на выходных.
Погода на улице была замечательная – температура держалась на нуле, а на небе не было ни облачка. Лучше дня для кражи магазинных тележек было и не придумать. Разбой века был запланирован на вечер – Зимовец по выходным тоже отсыпался – так что у Жени оставалось еще куча свободного времени, чтобы провести его в кровати и за компьютером.
