– А где же чилийский погранконтроль? – спросил я дядю Петю.
– Скоро приедем, – улыбнулся он. – Здесь со времен пограничных конфликтов между Аргентиной и Чили осталась буферная зона – спорная территория, километров пятьдесят, по которой мы сейчас едем.
Я посмотрел в окно.
В свете фар мы проезжали какие-то заброшенные карьеры с красной породой.
– Здесь открытым способом добывают руду, содержащую алюминий, – проследив за моим взглядом сказал Корженевский. – По-моему, не вполне легально.
Вдали показался погранпункт.
Быстро пройдя его, дорога стала нормальной.
Мимо проплывали отдельно стоящие и целые рощи лиственных деревьев с мощными, раскидистыми кронами. У всех них была разворочена вершина, как в чащобе у бабы Яги.
– Майтэ́н, эпужэ́н. Местная разновидность буковых, вечнозеленые, – рассказывал дядя Петя, – А вершины молниями разбило. Тут повышенное содержание тяжелых металлов в земле, и в грозу, которые в этом месте часты, здесь находиться опасно – может убить. И шаровые молнии тут частые гости.
Мы стали заметно спускаться вниз, оставив далеко перевал с карьерами.
Уже из утреннего тумана, в нескольких километрах впереди, появилась горная вершина с заснеженной, сверкающей на солнце шапкой, из которой курился дым.
– Вулкан Осорно16, – пояснил мой попутчик.
Автобус мчался по отличному шоссе. Мимо пролетали пролески, озера, небольшие крестьянские фермы. После крупного автовокзала города Осорно, мы выехали на современную автостраду. Через час с небольшим показались строения пригорода Пуэрто-Монта, морского порта на Тихом Океане. Воздух заметно посвежел.
Я прилип к окну.
Чувствовалось дыхание океана.
Атлантика не произвела на меня впечатления, по крайней мере, в Буэнос-Айресе. Причиной тому, наверное, берег залива Ла-Плата, на котором расположена аргентинская столица, а не открытый океан с его прибоем, и серый цвет воды, вполне пресной, как в родном Финском заливе.
Мы проехали несколько горок и когда поднялись на последнюю, передо мной во всю ширь открылся бескрайний морской простор, а рядом, вдоль дороги, тут и там стояли, вполне земные, русские избы по три окна в ряд на фасаде.
– Что так смотришь? – засмеялся дядя Петя, увидев мой удивленный взгляд. – Русские люди здесь жили, эмигранты. Вот и дома построили, как привыкли. Тут, до шестидесятых годов ХХ века, главные промыслы красной рыбы были, наравне с Дальним востоком России. Да и сейчас полно рыбацких судов со всего света, хотя уловы уже не те.
Автобус покатил с горки вниз, петляя по неестественно чистым, по сравнению с Аргентиной, улочкам. Дома были с черепичной двухскатной крышей, преимущественно двухэтажные, типично немецкой постройки.
– Кстати, город основан немецкими колонистами в XIX веке, – добавил дядя Петя.
Сойдя с автобуса на местном вокзале, расположенном прямо на берегу небольшой бухты, мы пошли разыскивать аргентинское консульство. К сожалению, консула не застали и отложили визит к нему до завтра.
– Я знаю здесь один недорогой отель, и накормят ужином недорого. Правда, был тут последний раз лет пятнадцать назад, – забормотал Корженевский, потащив меня с главной улицы в один из переулков.
Мы подошли к двухэтажному зданию с опущенными, несмотря на день, жалюзями на окнах. Дверь тоже оказалась закрыта. Это очень напоминало мне публичный дом где-нибудь на границе Германии и Швейцарии, я таких повидал немало. Не хватало только красно-черных сердец на фасаде.
