Да черт с ними со всеми. Все они, разнясь внешне, исполняли лишь функцию присутствия, надзора и принуждения, а функции управления и совершенствования в их понимании сводились к трем предыдущим.
А теперь я в этой комнате… За одним столом, лицом ко мне сидел сам Михаил Сергеевич, но лица его не было видно, видна лишь плешь не макушке, смотрит в какие-то бумаги. За вторым столом боком ко мне сидела незнакомая мне грузная женщина и тоже перебирала листы бумаги. Когда я вошел, оба на мгновение оторвали взгляд от бумаг, посмотрели на меня и опять погрузились в чтение, только юный «полководец», взмахнув рукой, произнес:
– Проходите, садитесь.
Я прошел и сел напротив тучной дамы. Она улеглась на стол всей своей массивной грудью, опустила плечи и, нагнув голову, скользила взглядом по строчкам, не обращая на меня никакого внимания. Я сравнил ее с бугорком из жира и курчавых волос, из которого торчали короткие руки с толстыми пальцами в золотых кольцах и перстнях, одно кольцо даже было обручальным. Поскольку оба продолжали молчать и читать, я покрутил головой из стороны в сторону, заметил в шкафу, стоящему вдоль боковой стены, ряд фужеров и рюмок, а рядом с дверью притаился кожаный диван – похоже, обязательный атрибут всех начальников, подбирающихся к должности заместителя директора.
– Мы вас пригласили, Александр…
Я сразу же обернулся на голос и, с выражением готовности исполнить любой приказ на лице, замер.
– Мы вас пригласили… – начал опять юный руководитель, не поднимая глаз. – Татьяна Марковна, а тут, кажется, ошибочка… Здесь должно быть семнадцать тонн, а у вас все двадцать…
Оба уставились друг на друга. Один смотрел через свои круглые очки в металлической оправе, другая выглядывала из под нахмуренных, выщипанных в тонкую линию бровей.
– Нет, Михал Сергеич, – уверенно заявила она голосом густым, немного с хрипотцой, голосом заядлой курильщицы, – я все пересчитала и девочки тоже… получается именно двадцать тонн.
Тот недовольно поджал губы, поводил пальцами по строчкам и кивнул головой, потому что пересчитывать самому, наверняка, совсем не хотелось.
– Хорошо, раз вы считали, то пусть будет двадцать, – и, не останавливаясь, сразу же обратился ко мне, словно я был продолжением этих таинственных «двадцати тонн». – Александр мы приняли решение перевести вас в отдел Татьяны Марковны. Богдан Осипович сказал, что вы недостаточно заняты у него.
«Вот, сволочь «дед», сдал… Избавиться решил, старый хмырь», – подумал я, а вслух сказал, голосом ровным, без напряжения:
– Ну, загрузка моя определяется им самим, так что с него и спрашивайте.
– Ну, это мы с него и спросим, – с хищными интонациями в голосе заметил Михаил Сергеевич, – а вам нужно будет перейти в отдел Татьяны Марковны. У нее много работы, нужно помочь девочкам.
Сидел я в этом отделе, когда стола у меня не было. Эти «девочки», которые не справляются и заняты дальше некуда, все предпенсионного возраста, гоняют бумаги между своими столами, как кот мышей, я так и не понял тогда чем они были заняты, а тут сама судьба посылает мне возможность разобраться в хитросплетении деловых отношений в этом отделе… Но… мне туда не хочется…
Подобные отделы с женским коллективом для таких, как я, хуже могилы. Лично я не понимаю собравшихся там женщин, что каждый день прибегают в эту контору, чтобы спрятаться от белого света в четырех стенах и убивать свое драгоценное время, перебирая бумаги, составляя таблицы, добывая какие-то цифры, раскладывая их, сводя и разводя их по таблицам… Похоже что дома их совсем не ждут… Либо очень ждут, но они спрятались за конторскими делами от домашних дел, что повсеместно считаются занятием однообразным, скучным, о которых говорят, что это рутина. И дома, следовательно, не кормлено, не готовлено, не убрано, и это вызывает у домашних постоянное раздражение, от чего тоже хочется сбежать – вот они и убегают.
