И вот в это место хотят меня переложить, словно я вещь какая-нибудь, не поинтересовавшись ни что я умею делать, ни чему я обучен, ни чем бы хотел заняться – просто перебрасывают с одного участка фронта на другой, словно идет война. Ну, про «фронт» – это я погорячился, но все равно неприятно.
И что меня там может ожидать, исходя из моей теории про лень и практичность? А то, что все мелкие дела, что звучит несколько странно, если принять во внимание чем они там вообще заняты, будут переложены на меня, как на «элемент с невысокой загрузкой», и мне придется заниматься черт знает чем. И стоило ли для этого учиться, сдавать экзамены, хоть это и было так давно, что и вспоминать тяжело, делать какую-то карьеру, стараться, надрываться, чтобы вот так, попав между этими двумя типами, превратиться в веник, которым будут выметать всякий мусор? Для меня ответ ясен.
И еще там будут следить за каждым моим движением, за каждым шагом, поскольку я единственный представитель противоположного пола, раздражающего своей непокорностью. Будут за моей спиной обсуждать в чем я пришел, как и с кем говорил, как выгляжу, как пахну, как ботинки шнурую, почему под глазами мешки или синяки, почему лицо опухшее – пьет, наверное, стервец, почему здороваюсь не так или совсем не здороваюсь… и это не один день или неделю, что можно перетерпеть, это день за днем, месяц за месяцем, а если Петр Степанович не примет никакого решения, то я вынужден буду сидеть там год за годом, и начальником, распоряжающимся мной, словно вещью, и моей жизнью заодно, будет вот эта бабища, от которой меня уже тошнит – тиран в юбке.
А хуже всего – это когда они, ее «девочки», вдруг ни с того ни с сего захотят взять надо мной шефство, начнут любезничать, обхаживать, как единственного представителя слабой и не долго живущей половины рода человеческого – вот тогда мой удел – импотенция. А мне оно надо?
По сравнению с ней Богдан Осипович и Аграфена Фроловна просто ангелы, старосветские помещики, добрейшей души люди, сонные либералы, за чьей спиной можно спокойно заниматься своими делами и не переживать особенно, что за это последует наказание.
А этот… хлыщ плешивый – ему что семнадцать тонн, что двадцать – на все наплевать, у него, наверняка, все мысли в голове сейчас вьются как бы в постель к какой-нибудь девке нырнуть или какого цвета панталоны взять с собой, когда в очередной раз «сорвется» и убежит на юга.
Нет! Мне такого не надо. Придется отбиваться. А как от них отобьешься? Это же не высокообразованные, тонко чувствующие собеседника интеллигентные люди, это хамоватые, упрямые, жадные, наглые представители рода человеческого, уверенные в том, что их положение в этой конторе позволяет им распоряжаться чужим временем, а значит и жизнью, по собственному усмотрению, и что они там присмотрели для меня, мне даже и знать не хочется. Придется бороться с ними их же оружием – наглостью и хамством – тут главное заветную черту не перейти и не опуститься до рукоприкладства…
– А чем, позвольте узнать, мне предстоит там заниматься? – спросил я голосом мягким, но внутренне уже напрягся и большой палец правой ноги сжал изо всей силы – это простой и проверенный способ перенаправить волны раздражения и злости с лица на ту часть тела, которую не видно.
– Нужно заняться обзвоном филиалов, собирать данные о продажах и поставках.
– Не понял… Каким-таким обзвоном? – удивленно переспросил я.
