Я вообще думаю, что все это только оттого, что мы оторвались от своих корней. Раньше, когда люди жили в очень больших семьях, старшие видели ошибки детей и могли им подсказать. Теперь все живут отдельно, в больших городах и оказались беспомощны перед своими отношениями. Как-то мы разговорились на эту тему с отцом Андреем».
Сан-Хуан 20… год
Отцу Андрею понравился этот Вася, друг Аркадия, который приехал к нему в гости. Несмотря на его нападки на церковь вообще и на православную в частности, Андрею импонировало в нем желание понять. Желание разобраться. Будучи мудрым человеком, он угадывал в Васе то, что не видел в нем никто другой: нападая на церковь, Вася искал примирения с собственной совестью.
– Вот вы учите милосердию, а сами старообрядцев гнали, сжигали, от церкви отлучали, – запальчиво говорил Вася.
Андрей стал служителем по внутреннему зову сердца и никогда не интересовался политическими конфликтами внутри церкви, но, общаясь со староверами, которых много было в Северной Америке, он знал этот вопрос.
– Русская православная церковь за границей покаялась перед староверами, – сказал он. – Может быть, и ваша тоже, когда-нибудь извинится. Для всего надо время, а уж для покаяния и подавно.
Вася на время отстал от него. Следующий спор через несколько дней разгорелся на тему семьи и власти. Вася, как и Арш, теперь работал переводчиком в федеральной тюрьме и суде. Вася переводил Анатолию. Это был, наверное, самый неудачливый из членов команды. Всю свою жизнь он проработал моряком на сухогрузах. В последние годы с работой было трудно и он поддался на уговоры друга совершить рейс с нелегальным грузом. В другое время он ни за что бы не согласился, но семье банально не хватало денег, а этот рейс обещал надолго обеспечить семью. Этот рейс был для него первым. И вот так закончился. Васе было жалко смотреть на этого человека, который всего однажды ради семьи решился преступить закон и не только не приобрел ничего, но и потерял.
Арш перегнулся через карниз и посмотрел на улицу. Он заметил Хэри. Местного нищего.
– Хэри, – позвал Арш. – Ты есть хочешь?
– О мэн, конечно! – Встрепенулся Хэри.
– Тогда не уходи. Я тебе сейчас вынесу.
Он спустился с крыши вниз, на кухню и, достав из холодильника кастрюлю с паэйей, наложил с горкой в одноразовую тарелку. Подумав немного, он достал из раковины грязную одноразовую ложку, вытер ее салфеткой и воткнул в еду. Потом снова открыл холодильник и достал бутылочку пива. Уже у дверей, он достал кошелек, вынул из него доллар и переложил его в карман рубахи.
На выходе он отдал Хэри и еду и доллар и отправился в Институт нейробиологии, где держал машину.
Охранник, старик Хенио, спал на кресле. Арш окликнул его, и тот вздрогнул.
Арш поставил перед ним бутылку пива и пошел к машине.
– Когда ты меня познакомишь с девочкой из России? – Крикнул ему во след Хенио.
– Маньяна, – засмеялся Арш.
Он завел машину и выехал со стоянки института.
– Иди-иди, я закрою, – крикнул Хенио.
Арш обычно закрывал за собой ворота сам.
Арш плыл мимо борта Cent-Cossac, выискивая место, где можно было забросить кошку, и думал о том, что именно побудило его согласиться. Как и чем мог зацепить его Юлиан?
Юлиан Кравченко, украинец из арестованной команды, к которому был приставлен Арш, оказался кряжистым мужиком с мясистым лицом и колючими глазками. Он не понравился Аршу, который доверял своей интуиции и вел себя с ним официально, но тот и сам не искал приязни, говорил по делу и раз за разом начал вызывать у Арша уважение тем, что спокойно и уверенно жил жизнью, о которой Арш читал только в детективах. Понравился своей сдержанной суровостью и внутренней солидностью. Постепенно их разговоры, помимо деловых для следствия и адвоката, стали касаться и личных тем, и в какой-то момент после какой-то шутки, от которой они оба рассмеялись, Юлиан вдруг посерьезнел и сказал, глядя Аршу в глаза:
