– Вот, клизма старая… Кто же это мог бы быть? А, черт! – Ключ снова повернулся впустую.
– Бля, сколько уже лет маешься, а все не поменяешь свой замок долбаный! – Леха скрестил ноги в надежде облегчить страдания.
– До тебя все нормально было. А, а, а… Ну-ка, ну-ка… А, крыса! – Неуловимая пружинка наконец попалась, Эдуард повернул ключ, замок открылся, толкнул коленом дверь.
В образовавшуюся щель пулей выскочил и понесся на улицу Арчибальд, а Леха, бросив кульки под порогом, метнулся в сортир.
– Поаккуратнее там… Мать вчера прибиралась.
Кухня и в правду содержалась хозяйкой в церковном порядке, если не обращать внимание на недавно брошенную кем-то в раковину тарелку. Эдуард, погремев в шкафу, достал две пустые пятилитровые банки, принес к себе и поставил на пол.
Его небольшая комната выходила на просторную лоджию. У одной стены стояла полутораспальная кровать, застеленная видавшим виды покрывалом. У другой – кресло с деревянными подлокотниками. Над ним висел шкафчик-полка с книгами и всякой всячиной, среди которой сразу бросались в глаза установленные на первом плане пачки из-под фирменных сигарет «Кэмел», «Мальборо», «Кент» и «Пэл Мэл». На шкафчике яркими этикетками, что здесь живет не простак, свидетельствовала коллекция фирменных бутылок и жестяных пивных банок. Экспозиция была покрыта благородной пылью, так как убиравшейся в комнате матери после того, как она грохнула один из экспонатов, прикасаться к ним было строжайше запрещено.
Эдуард подошел к тумбочке и открыл крышку установленного на ней проигрывателя «Вега-002». Вертак отечественного производства, но высшего класса, о чем свидетельствовали нули в названии. Хозяин его любил музыку, разбирался в ней и считался в обществе продвинутым меломаном. Он поднял с пола свой дипломат, открыл и, порывшись, достал конверт с крупно напечатанной на нем ушастой физиономией. Аккуратно, за краешек, вынул пластинку, положил на диск проигрывателя и нажал на пуск. Пластинка завертелась. Он стер с нее пыль специальной бархатной тряпочкой и опустил тонарм. После характерного потрескивания нервно заиграл джаз-банд.
В комнату вошел Леха с пивом. Лицо его светилось радостью, как это бывает обычно у любителей перед предстоящей выпивкой.
– Чик Корреа… Музон – колбаса! – Эдуард сделал громкость на полную и забил воображаемыми палочками по барабанам. Басы забухали, высокие засвистели, любезничавшая на перилах балкона пара голубей-гомосексуалистов в панике разлетелась.
– Охренел, Эд! Убавь… Соседи же…
– Какие соседи? Толян на работе. Матвеевна у глазка дежурит. А других я не знаю и знать не хочу, – ухмыльнулся барабанщик, тем не менее слегка убавляя громкость.
– Переливать будем?
– Давай.
Леха стал, беря пакеты по очереди, обрезать у них углы и сливать пиво в банки.
– Обэхээсэса на них нет! – возмутился он, когда закончил, показывая на едва полные емкости. – Покупали двенадцать, а получилось девять.
– Пойдем обратно отнесем, – нарочито серьезно предложил Эдуард.
Оба заржали, вспомнив, сколько вынесли, когда два часа стояли на жаре в очереди.
– Может, тогда хотя бы неразбавленное? – предположил приятель.
– Это вряд ли. Пены совсем нет. Может быть, тогда хотя бы кипяченой?
– Ага, жди…
Леха сбегал за кружками, поставил их на стол и налил по полной. Они чокнулись и жадно припали к прохладной влаге.
– А-а! Клас-с-с-с! – Допивший кружку до дна Леха вытер рот ладонью. – Пиво – моя религия. Ну и телки, конечно.
