Корнеплод собирали парами. Помучившись первый день в дуэте с красивой, но бесполезной в поле Ларисой, назавтра Эдуард выбрал в напарники рукастого Леху и не ошибся – проблемы его сразу же исчезли. Их тандем, в котором Эдуард лишь мешался, легко выполнял немаленькую дневную норму часа за три, и у них оставалось масса свободного времени, в которое Эдуард от нечего делать решил учить напарника жизни. Он был всего на год старше, а разница в опыте между ними была огромной. Леха ходил за новым товарищем с открытым ртом и впитывал, как губка, всю грязь, которую тот с удовольствием в него вливал. Он был очень способным и к концу колхоза из непроходимого деревенщины превратился во вполне приемлемого для студенческой жизни кадра, и даже под руководством учителя успел расстаться с девственностью. Поймите правильно: переспал с вышеупомянутой Ларисой, которую они перед этим до полубесчувствия напоили. А потом, кстати, вместе лечились у Эдуардова знакомого врача, что тоже стало для Лехи полезным уроком.
В институте их сотрудничество продолжилось. Леха, как в колхозе работал за двоих, так и тут ему пришлось учиться и за Эдуарда тоже, а кроме того, стать крупным клиентом его бизнеса. Учился, а ночами должен был подрабатывать, так как присылаемых теткой денег и стипендии на веселую жизнь и на модные шмотки не хватало. Эдуард его за это вводил еще глубже в городскую жизнь. Знакомил с западной музыкой, самиздатовской литературой, альтернативными политическими взглядами на разных «Голосах» и прочей «порнографией духа». Леха вместе с ним бывал на тусовках, встречал там разных модных людей, смотрел, слушал, запоминал. Он учился прилежно, и сейчас его было не узнать: из деревенского простака превратился в модного городского прощелыгу, пьяницу, бабника, спекулянта и антисоветчика. Сегодня они встретились попить пивка и поговорить после долгой разлуки. Леха, в отличие от собутыльника, этой весной институт окончил, защитил диплом и после провел три месяца на военных сборах в саперном батальоне. И как только вернулся – сразу к приятелю.
Он вошел в комнату, вытер руки о шторы и поднял банку, налить пива:
– Блин, Эд… Засушил ты своим джазом. Есть что-нибудь попроще?
– Фу, деревня… Учись понимать настоящую музыку, наконец. А! Слышишь? Импровиз пошел… – Эдуард закатил глаза, запрокинул голову и заперебирал пальцами по воображаемой гитаре.
Леха нисколько не обиделся на «деревню», так как, во-первых, все еще не считал это чем-то зазорным, а во-вторых, привык. А импровизация, в самом деле, была неплоха. Он заслушался. За виртуозной гитарой вступило фортепьяно, далее саксофон, барабаны, и, наигравшись, музыканты продолжили тему вместе. Пусть Эдуард прохиндей и тунеядец, но в хорошем вкусе ему отказать нельзя, и Лехе всегда приятно и интересно было пообщаться со старым приятелем.
– Неплохо, конечно, но джаз в Америке сейчас уже никто не слушает, – начал он с умным видом, подавая Эдуарду налитую до краев кружку. – Одни старперы и облезлые негритянки.
– А что слушают? – спросил тот, удивленно подняв брови.
– Панков… Знаешь таких?
– А… Да куда мне? А ты, чувак, смотрю, только что из Штатов. Что это еще за панки?
– Ну как тебе объяснить? Панки – придурки такие… Напьются, обколются и бегают по сцене, орут, плюются, ссат на публику и все такое.
– Ну и что в этом хорошего?
– Ну, не только это. Играют еще, ну и поют. Все прутся от них…
