– И ты считаешь, что там все такие же дебилы, как ты, чтобы это слушать вместо джаза?
– Да пошел ты, сам дебил… – Леха высосал кружку до дна и, громко выпустив в атмосферу пивные газы, вытер губы. – Я просто слышал где-то…
– Где? По телеку, что ли? В «Международной панораме»?
– Да, отвянь! Ты любишь джаз, а весь мир панков. Я-то тут при чем? – Он улыбнулся своей фирменной улыбкой и, не дав приятелю ответить, убежал на кухню мешать картошку.
– Вот ты, Леха, вроде не дурак на вид. Штаны у тебя «Лейвис», хаер1 по моде, а такую лажу гонишь, – возмутился Эдуард, как только повар, вернувшись, показался в дверях.
– Ну вот, завелся. – Тот, смачно жуя, снова налил себе и приятелю. – Сказать ничего нельзя.
– Твой панк – это мусор, говно. Вот дай-ка… – Эдуард повелительным жестом указал на стоящий в углу дипломат.
Сам он предпочитал никогда ничего не делать. Так повелось еще с того колхоза, подавал, наливал, вытирал в их дуэте всегда младший компаньон. В последнее время, правда, Леха, считая, что давно уже вышел из категории воспитуемых, иногда пытался бунтовать, но едва Эдуард начинал функционировать самостоятельно, сразу бросал эту затею. Для него в сто раз было легче, забыв про гордость, сделать все самому, чем смотреть на уродские движения приятеля. Вот и сейчас он молча подал, что приказали. Эдуард, порывшись в портфеле, достал оттуда пластинку.
– На-ка, поставь.
– Секс Пистолс… – прочитал Леха, сверхаккуратно, как учили, проделывая все манипуляции с драгоценным диском. – Что это?
– Так вот он – панк твой. Слушай.
Игла опустилась, и из динамиков сразу, без всякого вступления, замолотили ударные совместно с рубящими гитарными аккордами и уханьем бас-гитары. Противный голос надрывно запел-заорал что-то вызывающее, плохо попадая в ноты незамысловатой мелодии. Все вместе звучало задорно. Леха прибавил звук и задергался в такт, помогая рукой со сложенной из пальцев козой. Эдуард наблюдал. Через минуту, как он и предполагал, весельчак не выдержал, прекратил танец, убавил звук и почесал макушку:
– Да, и на самом деле говно. Убрать?
– А что? Пусть… Там еще с другой стороны навалом. Вся Америка слушает. А мы хуже, что ли?
– Да ну, херня какая-то. – Леха поднял звукосниматель.
– Что, не нравится?.. А в Америке, думаешь, хуже тебя придурки живут? Нет, братуха. У нас в ресторанах пьяные недоумки «Городские цветы» лобают, а у них Квинси Джонс и Бенни Гудман с оркестрами. У нас «Стены»2 еще даже в Москве не найдешь, а у них турне в поддержку диска по штатам уже полгода гоняет. Сорок грузовиков декораций и оборудования. Хоть каждый день ходи.
– Да… «Пинк Флойд»! Все бы отдал, чтоб послушать.
– Будет… Макарон обещал на будущей неделе. Говорит, везут с Одессы партию, десять дисков.
– Блин, Эд, – Леха сложил руки словно у иконы, – проси что хочешь…
– Да запишу, запишу, не ссы. Куда от тебя денешься? Ночь не поспать придется, конечно? Всем надо… Но для друга…
– За мной не заржавеет, ты же знаешь.
– Да уж понятно… Пленку тащи. «Свему» только, «Тасма» головки засирает, не прочистить ничем.
Эдуард гордо взглянул на свой «Окай»3 – недавнее приобретение. Старый советский катушечник он очень выгодно пристроил Лехе. Теперь тот тоже стал меломаном и с помощью друга собирал коллекцию записей.
– Блин! Картошка… – повел повар носом, громко топая, унесся в кухню, а минут через пять вернулся с двумя тарелками. – Вот, мосье, разрешите представить: картошка в стиле панк.
