Постаралась сфокусировать на нем взгляд. Но оказалось сложно.
Я сглотнула, и спиной подалась на грудь Виктора.
― Да, Анна, даже я от тебя такого не ожидал, ― услышала голос Островского и медленно перевела взгляд на маму.
Лежит, кутается в простыни.
Бесстыжая.
Все внутренности выжигало огнем боли.
― Чего вы сюда приперлись?
Я постаралась сделать глубокий вдох, но из‐за непролитых слез получилось слишком рвано. С надрывом.
― Я даже матерью тебя называть не хочу.
― Так это ты пришла познакомить нас со своим женихом? ― ядовитым голосом поинтересовался Паша, поднимаясь с кровати и даже не прикрываясь.
― Как вы могли? ― процедила сквозь зубы, и почувствовала, как руки на моих предплечьях сжались сильнее.
― Ну, девочка, а ты как хотела? Я взрослый парень, мне нужен секс. А ты же у нас вся такая недоступная.
― Ты мне врал! Врал, что будешь ждать. Для чего? Мог сразу сказать, что тебя не устраивает и уйти.
Я перевела взгляд на маму, и медленно покачала головой.
― Ты что творишь? Ты предала отца. Да вы все предатели! Все!
― Вера, успокойся. Ты все равно замуж за Виктора собралась. Зачем тебе Паша? Дай мне насладиться счастьем.
― Ты себя слышишь? ― я ошарашенно округлила глаза, не веря в то, что она говорит. ― Ты замужем! Ты всю жизнь прожила с отцом и теперь кувыркаешься с моим парнем! И это я за Виктора замуж собралась? А не вы ли меня продали, как вещь?
― Зато теперь всем хорошо. Все на своих местах, ― хмыкнула она, поднимаясь с кровати и кутаясь в простыни.
Я медленно покачала головой.
― Как вы все устроились. Предали меня втроем, живете счастливой жизнью, не думая о том, что у меня на душе.
― Вера, ты высказалась? Я не думаю, что тебе стоит продолжать находиться здесь, ― произнес Виктор, переместив руки и прижимая меня за талию к себе.
― Ты знал, что он с моей мамой спит?
― Нет, такого я предвидеть не мог. Но насколько успел заметить, в его постели часто меняются женщины. Не обольщайся, Анна, ты в его жизни ненадолго. Он сюда водит много девушек.
― Я хочу уйти. И прошу, больше никогда не появляйтесь в моей жизни.
Я резко сорвалась к выходу, не желая ни минуты находиться здесь.
Душно, больно, жестоко.
― Вера! ― ее голос догнал меня у двери. ― Не говори отцу. Мне еще жить с ним.
Я обернулась. Отчаянным взглядом посмотрела в ее глаза и сбежала.
Пропасть.
Опустошение.
Тьма.
Я буквально сбежала вниз по лестнице и остановилась уже около машину, руками уткнувшись в капот и склонив голову вниз. Мне хотелось кричать от боли, хотелось бить и крушить.
Меня предали все родные. Все мои любимые люди.
Мама. Самый близкий и родной человек. Она предала меня. Наплевала в душу, а потом растоптала ее своим жестоким поступком.
Разве так поступают родные?
Я вздрогнула, ощутив на плечах крепкие руки.
Виктор.
Какой же абсурд. Этот чужой, наглый, грубый и беспринципный человек стоит сейчас здесь, со мной. Он пришел меня поддержать, утешить, пожалеть в то время, как все родные просто отвернулись от меня. Поступили как с куклой, которую можно швырять, бить ногами и не спрашивать, чего она хочет и что чувствует в этот момент.
Они отказались от меня. Вычеркнули из своей жизни.
― Вера, поехали отсюда.
Голос Островского был последней каплей.
Я резко развернулась и бросилась в его объятия громко разрыдавшись, прижимаясь щекой к его груди.
Я почувствовала его руки у себя на спине и расплакалась еще горше.
Мне хотелось чьего‐то утешения. Хотелось, чтобы кто‐то обнял меня и сказал, что все будет хорошо, что он не предаст и не даст меня никому в обиду. Не бросит, как это сделала моя семья.
