Читать онлайн Туллио Аволедо - Корни небес

Среди двадцати трех романов «Вселенной» нет двух похожих; но вряд ли вам удастся найти такую непохожую на все остальные книги, как «Корни небес» Туллио Аволедо.

Когда я приглашал во «Вселенную Метро» авторов из других стран, на самом деле мне просто хотелось эксперимента. Я боялся, как бы наша серия не превратилась в литературный конвейер. Моей миссией было создать проект, который не был бы похож на всю эту унылую современную российскую фантастику. Моей задачей было избежать повторов, штампов, замыленности. Я хотел, чтобы у нас все было иначе. И я подумал, что иностранцы точно делают «это» не так, как мы.

Как и было обещано с самого начала, я продолжаю читать и править все рукописи, которые мы издаем в нашем проекте. И закрывая любую из них, я понимал: передо мной фантастический роман. До сих пор.

Когда я читал Аволедо, мне казалось: да, случись ядерная война, все будет именно так. Хотя фантастического в этой книге немало, в нее веришь сразу и безоговорочно.

Я знаю, что книги нашей серии начинают читать еще в школе. Так вот: эту книгу я бы не рекомендовал продавать всем, кому не исполнилось шестнадцати. И не из-за постельных сцен: с этим у главного героя все обстоит скупо и сурово. Дело в предельной реалистичности, жесткости и даже графической жестокости, с которыми описан мир 2033 года. Когда читаешь «Корни небес», складывается ощущение, что смотришь фильм. Не кино даже, а видео: снятую на мобильник хронику того, как одни люди звереют, убивают и жрут других, а другие перерождаются, чтобы заслужить спасение. Обычно такие сцены – физиологические, страшные – вырезают при редактуре. Но в этом случае мне показалось, что книга потеряет часть своего смысла, настроения, яркости и правдоподобия.

«Корни небес» еще и удивительно поэтичны, а местами и просто красивы. И тот ужас, та злоба и жестокость, которые Туллио Аволедо выписывает в одних главах, необходимы, чтобы подчеркнуть изящество и лирику других глав.

Тема, которую затрагивает Аволедо – бог и церковь в мире, который уже пережил Судный день, в мире после Конца света, – тоже до сих пор никем из авторов серии всерьез не поднималась. И герой – католический священник, последний инквизитор, иезуит – для российского фантастического проекта более чем нетипичен.

У вас в руках – книга настолько необычная, насколько и незабываемая. Не просто новый шаг территориальной экспансии нашего проекта, но его жемчужина. За все два года, которые мы выходим в свет, мало какой роман произвел на меня такое впечатление, как «Метро 2033: Корни небес». И именно благодаря участию авторов такого уровня у меня остается ощущение, что мы делаем нечто правильное. Нечто отличное от всего прочего. Нечто, имеющее шанс задержаться в этом мире.

Мне не скучно. И я снова чувствую желание продолжать.

Дмитрий Глуховский

Шаги охотников звучат как барабанный бой перед казнью.

Их трое.

Их оклики громче шума ветра, хлещущего по древним стенам.

Они не пытаются прятаться.

Они быстры, решительны. Уверены в себе.

Затаившись в глубине колодца, я чувствую их приближение.

Я прижимаюсь к влажной ледяной стене, стараясь стать невидимым. Я не смотрю вверх, на неровное устье колодца, очерченное более ясным светом сумерек. Я и так знаю, что поднятый ветром мокрый снег похож на серую простыню. Я знаю, что за ним скрываются облака, тоже серые, но другого оттенка, нависающие над мертвым городом. Я знаю это и так, мне не нужно поднимать голову.

Я опираюсь на кирпичную стену так же, как в детстве прятался от монстров, сворачиваясь калачиком под одеялом.

А теперь монстры преследуют меня.

И больше нет отца, который прогонит их, включив свет. И нет объятий матери, в которых можно укрыться.

Рана в плече пульсирует, но боль сейчас как будто отдалилась. Как будто моя рука стала пять метров в длину. Пуля прошла насквозь, проделав аккуратное отверстие. Я как мог замотал его лохмотьями, чтобы остановить кровь.

Я чувствую слабость.

Все то множество раз, что я представлял себе этот момент, так и не подготовило меня к действительности. Я не ждал, что это закончится вот так – на дне колодца, из которого нет выхода, в городе, населенном призраками и кошмарами.

В моей голове как осколки разбитого зеркала мешаются обрывки воспоминаний.

Безумный Готшальк[3] и его церковь на колесах.

Лес древних стволов.

Именно таким предстал предо мною Город Света, когда я увидел его впервые. Когда первый раз шел вдоль его пересохших каналов. Сваи, подпирающие его дворцы, показались мне корнями – целым лесом корней.

Корней небес.

А потом был остов морского чудища. Маски. Бал мертвых душ во Дворце…

Алессия.

Чудесная иллюзия прохладного прикосновения ее пальцев к моей горящей в лихорадке коже.

Звук ее смеха – как звук водопада.

Шаги раздаются уже в нескольких метрах от колодца. Скоро покажутся мои преследователи. Скоро они посмотрят вниз. Направят сюда свои фонари, обшаривая темноту.

Я закрываю глаза.

Я вспоминаю, как все начиналось. Это было несколько недель назад, но мне кажется, что прошли столетия.

За это недолгое время я постарел на тысячи лет…

Все началось на сорок третьем году моей жизни, в Риме, очень далеко отсюда.

Началось в катакомбах святого Каллиста. Древнее место смерти, возвращенное к жизни.

Или к тому, что мы теперь называем жизнью…

В комнате, где мне велели подождать, стоял тяжелый запах пыли…

В комнате, где мне велели подождать, стоит тяжелый запах пыли.

Пыли и жирного дыма свечей: когда-то их, освещающих старинные фрески, которым теперь, верно, больше тысячи семисот лет, изготавливали из чистого пчелиного воска. Теперь мы делаем их как попало, из всего, что попадается под руку. Парафин, стеарин, жир – животный и нет. В нашем новом мире ничто не выбрасывается: ни идеи, ни трупы.

Мы заново открываем прошедшее. Старинные техники: как выплавить свечу, сделать арбалет, освежевать мышь и выделать кожу. Мы будто бы путешествуем во времени – назад, обратно.

С другой стороны, мир до Великой Скорби тоже только и делал, что открывал вновь изобретения прошлого. Уже тогда мы были карликами на плечах гигантов. Паразитами прошлого…

Временами моего слуха достигает григорианское песнопение, остающееся чистым и ясным, даже проделав долгий путь по извилистым галереям.

Каменная скамья неудобна. У швейцарских гвардейцев, стоящих у дверей, усталый вид. Им удается выдерживать позу, но в глазах у них нескрываемая скука. Они все еще называются Швейцарской Гвардией, хотя уже ничем не напоминают тех солдат в опереточной форме. Никаких алебард: в раскрытой кобуре у каждого – практичный автоматический пистолет. Времена пестрой формы, разработку которой легенда – безусловно, ошибочно – приписывает Микеланджело, прошли. Единственным напоминанием о цветах Медичи – голубом, красном и желтом – служат три тонкие ленточки на форменном кармашке. Над ленточками нашит герб из серой ткани с перекрещивающимися ключами святого Петра под балдахином – символ «пустого места». Рим без папы.

Проходит почти два часа до того, как двери в кабинет кардинала-камерленго[4] раскрываются и охрана разрешает мне войти.

Кардинал Фердинандо Альбани – маленький пухлый человек с пальцами, мягкими и жирными, как сардельки. В теперешние времена толстый человек – редкость.

Возможно, я слишком долго держу его руку в своей, потому что он отдергивает ее почти раздраженно. Потом откашливается и произносит:

– Прошу, располагайтесь, отец Дэниэлс. Простите, что не смог принять вас раньше, но я был вынужден посвятить себя непредвиденному делу.

Кардинал садится за тяжелый старинный стол. Я думаю о том, сколько усилий стоило притащить его сюда. Сколько потерянных жизней. Большой книжный шкаф за спиной кардинала выглядит не менее старым. В нем стоят драгоценные книги в кожаных переплетах. За гравированным стеклом – не меньше двухсот томов.

Вероятно, самое большое собрание книг, пережившее Великую Скорбь[5].

Раньше я не бывал здесь. Кардинал улыбается, заметив, что я разглядываю высокий сводчатый потолок и украшающие его старинные фрески.

– Вы интересуетесь искусством?

Теперь уже я откашливаюсь:

– Я теперь мало о нем думаю…

Альбани смотрит на изображение в маленькой нише на стене: Иисус с Евангелием в руках.

– Христос Пантократор, – показывает он с преувеличенной гордостью на фреску, далеко не являющуюся шедевром. Затем переходит к соседнему изображению:

– Святой Урбан, папа и мученик.

Кардинал поднимается с кресла, которое испускает протестующий скрип, и подходит к стене слева от стола.

– До того, как стать моим кабинетом, это был склеп святой Сесилии. Здесь находилась ее гробница. Смотрите.

Он медленно отодвигает бархатную занавеску, за которой оказывается ниша. В дрожащем свете канделябров появляется мраморная статуя лежащей лицом к стене молодой женщины. В голосе Альбани появляется сладкая нотка.

– Святая Сесилия, – шепчет он. – Великий скульптор Мадерно изобразил ее такою, как ее нашли в тысяча пятьсот девяносто девятом году. Посмотрите на пальцы. Три пальца вытянуты на правой руке и один – на левой. Считается, что святая, умирая, хотела таким образом продемонстрировать свою веру в триединого Бога. Ее саркофаг находился в этой нише до восемьсот двадцать первого года.

Вздохнув, кардинал опускает занавеску.

– Это, к сожалению, всего лишь копия. Оригинал…

Он делает рукой жест, указывая наверх, и вздрагивает.

Потерян навсегда, говорит этот жест. Как и все остальное наверху.

Альбани снова садится за стол.

– Желаете что-нибудь выпить?

Я мотаю головой.

– Нет, спасибо.

– Кажется, у нас осталось еще несколько пакетиков чая. Вы точно не хотите чашечку?

– Не стоит. Я давно запретил себе вспоминать вкус чая и кофе. Лучше не будить воспоминания.

– Ну тогда воды, – заключает прелат с улыбкой.

Он дважды хлопает в ладоши. Из-за занавески в глубине комнаты выходит старый слуга, одетый в такой поношенный фрак, что кажется, будто он нашел его среди обломков «Титаника».

– Ансельм, будь добр, принеси, пожалуйста, свежей воды для отца Дэниэлса. И чаю для меня. Благодарю.

Старик кланяется и выходит из комнаты.

– Ансельм был слугой Папы, – шепчет кардинал, – именно ему мы обязаны свидетельством о последних часах жизни нашего усопшего понтифика. Чудо, настоящее чудо, что ему удалось спастись.

Все мы здесь в подземелье знаем подробности смерти Папы так, как нам о них рассказали. Последняя проповедь, прочитанная с балкона перед наводненной более чем двумястами тысячами верующих площадью Святого Петра, в то время как впятеро больше ошеломленных людей, преклонивших колена в молитве, теснилось вне периметра колоннады. Папа предал Рим и весь мир воле Божьей и молил о прощении их грехов. Его последние слова заглушил вой сирен воздушной тревоги, не звучавших в Риме со времени Второй мировой войны.

Бомба упала несколько минут спустя, в пяти километрах к северо-востоку от площади. Нахлынувшая с силой цунами ударная волна смела купол, колоннаду Бернини и испепелила толпу молящихся.

По крайней мере, это то, что говорят.

Что было рассказано нам.

Никто из нас не был там. Мы узнали это от других, а те, в свою очередь, узнали это от кого-то, кто, возможно, в тот день был там лично.

– Ансельм говорит, что, убегая от площади к ближайшей станции метро, он чувствовал себя предателем. Но его свидетельство столь ценно, что не может быть сомнений: в тот день его направлял сам Господь.