– Здесь меня еще провожают. Мамка, дед. Это я. В другой жизни. Вот сеструха…
– Это присягу принимаем. Вот он я. А то вы и лица моего не запомните…
– Погоди-ка, не листай дальше, – Василий открыл «свою присягу», – смотри, на том же месте! Видишь, тот же самый транспарант, знамя с оторванным уголком… Мать твою! Зацеловали. А я тогда подумал – боевое… И сразу погнали в горы. Значит, конвейер…
– Ладно, кончай. Тут мы на марше. Не переживайте вы так, всё путём.
У Анны мелко дрожали колени. Вика обняла за плечи. Крепко. Щекотно было от ее волос.
– Здесь мы с другом. Лучший мой друг!
– Саша… Это Сашенька…
Анна Матвеевна прижала кулачки к лицу.
– Ваш сын?
Генрих схватил ее за руки, сильно ткнулся марлевым лбом.
– Я не знал. Нас тогда всех убили. Он закрыл меня. Я не знал! Простите! Простите!
– Его не убили… Он дома…
Она сидела оцепенев. Слезы текли, текли, заливая какую-то ненормальную, как сейчас казалось, улыбку.
– Его не убили. Он живой.
– Хорошо, хорошо…
Парни закутали ее в одеяло, притащили горячего чаю, уложили. Сидели подле, сменяя друг друга. До утра. До Новосибирска.
– Они будут меня встречать. С женой. Сами увидите.
– Конечно, конечно…
Они все стояли в тамбуре. Поезд медленно тормозил. Через замерзшее стекло не было ничего видно. Проводница открыла дверь, подняла подножку, встала в сторонке.
Напротив выхода негусто толпились встречающие, и ждала уже инвалидная коляска, или кресло такое, за спинку его держала молодая женщина.
– Я же говорила. У нас так принято, провожать и встречать. Это жена его, Мариночка.
Анна Матвеевна спускалась даже и не суетно. Несколько напряженнее выпрямила свою и так прямую фигурку. Подошла. Поцеловала обоих.
– Сашенька, не поверишь, со мной вместе ехал твой друг…
В кресле сидел модно одетый человек, в черное длинное пальто и глубокую шляпу. Разве что чуть старательнее одетый, чем естественно. Пусто блестели темные очки. На лице понизу растянулась улыбка.
Генрих накрыл ладонями ровно сложенные перчатки.
– Здоров, братишка. Ну я рад, что у тебя всё путём.
2001 г.
В купе оказался полный комплект: дама и три джентльмена. Через час-другой они уже обменялись входными данными, сообща перекусили, выпив за знакомство, и расположились писать «пульку».
Борис Игнатьевич взялся тасовать карты. Ранее он представился бизнесменом, и вроде бы именно ему следовало открыть сеанс:
– Давно не брал я в руки… чего?.. Картишек!
Он пощелкал колодой, пустил ее дугой так и эдак, развернул веером, в то время оглядел партнеров, прикидывая, каким манером инициировать игру. Подмигнул сам себе из дверного зеркала, – что ж, здесь за столиком сидел модельный мужчина, не седеющий брюнет. А она сейчас скажет…
– Ну вы, право, фокусник! – сказала она, слегка подчеркивая притворность интонацией.
Дама назвалась Ириной Андреевной. Ее небольшая голова на прямой шее казалась бы надменной, если бы она этого хотела. Глаза смотрели уверенно.
– И сколько мы поставим на кон?
– Три грамма вист! – мгновенно отозвались и тут же рассмеялись Владимир Владимирович и Николай Иванович – живучи, однако, студенческие традиции.
– Господа, это несерьезно. Ставки должны быть высокие. – Борис Игнатьевич выдержал паузу. – Пусть наказанием за проигрыш будет какой-нибудь рассказ. Например, из поездной жизни.
– Браво! Только я теперь буду все время мучиться, о чем рассказывать.
И сразу игра заладилась бойко, с байками и перекурами, с отвлечением на «пятьдесят капель».
