– Любой трек? Или абсолютно новый? – спросил он.
– Давай что-нибудь новенькое. Или с этим у вас проблемы?
– Да вроде нет. Просто уточняю, чтобы потом не было непоняток.
– О'кей, – Бутч потрогал пару регуляторов на пульте, а потом посмотрел мне в глаза. – Новый трек, в котором ты расскажешь, что у тебя творится тут, – его палец ткнулся в область моего сердца. – Тебе ведь есть, что сказать, братишка?
Я кивнул.
– Любое место, не ниже третьего, и с меня три рукава. По рукам?
Он протянул ладонь, а Мистик с Клейстером поднялись и встали рядом со мной.
– Макс, как думаешь? – спросил я.
– Фил, а почему нет? Твой брат дело говорит. Ты уже на радио. Не с нуля же.
– Мистик?
– Если ты начитаешь, то музыку я сделаю. Решать тебе, но думаю, что в тройку мы точно войдем.
– Фил, твое решение? – Бутч поднял ладонь чуть выше.
– Дело ведь не в рукаве? – спросил я.
– Дело в том, что тебе есть что сказать этому миру, братишка. Так скажи.
Я несколько секунд колебался, а потом сжал ладонь Бутча.
Всю дорогу до универа у меня не выходила из головы его улыбка. Грустная, щемящая сердце улыбка. Совсем не вяжущаяся с рвущейся наружу злостью, когда я зашла в комнату с джинсами. Такая нестыкующаяся с речитативом песен, в которых Фил объявил войну всему миру. Словно мне приоткрылся он настоящий. Живой, умеющий чувствовать что-то кроме слепой ненависти, топорщащей во все стороны свои иголки. У волка из страшного леса было сердце. И оно болело. Так сильно, что боль сперва ослепила его, а потом заставила видеть во всех окружающих врагов. И я каким-то чудом умудрилась пробиться сквозь все эти колючки, которыми оно себя окружило, и выудить воспоминание, отозвавшееся улыбкой. И ещё увидела глаза. Чистые и голубые, как два кусочка весеннего неба после дождя. Не затянутые пеплом, а по-детски наивные глаза мальчишки. И я так же, по-детски, поверила в то, что он позвонит. Может не сегодня или завтра, но позвонит.
И, кажется, у меня на лбу было написано крупными буквами, что Маргарита Искаева сегодня самый счастливый человек на свете. Ромка даже не стал ничего спрашивать, увидев меня в фойе универа. Покачал головой и вместо вопросов обозвал мелкой дурындой. Просто ему было не понять, как хорошие девочки тянутся к плохим мальчикам. Особенно, когда они ими только кажутся.
– А где все? – спросила я, удивляясь тому, что братик курсировал у раздевалки в гордом одиночестве и рядом не было никого из нашей компании.
– Пашка с Ксю поперлись в библиотеку за методичкой, Сашку Изольда отправила на кафедру отксерить расписание лаб, а Лиса с Воронцовским уехала показания давать.
– А ты тогда чего здесь?
– А где мне еще быть, если ты непонятно где шарахаешься?
– Ой, вот только не надо, ладно? – я всучила ему в руки свою сумку и стала снимать куртку. – То, что ты старше, не означает, что я буду перед тобой отчитываться.
– Был бы нормальный, ни слова бы ни сказал. А так…
– Он нормальный, – мне уже стало ясно, что Ромка сейчас подсядет на тему нравоучений, и придется пререкаться до тех пор, пока ему это не надоест, или я не соглашусь с его точкой зрения.
– Ну да… Давно у нас нормальные ночью бухими по гостям шляться начали?
– Ром! Если бы ты не стал его лупасить с порога, мы бы просто поговорили, и я его отправила домой. А так – сам виноват. Надо рассчитывать свои силы.
– Я не куплюсь.
– А я и не собираюсь тебе льстить. Как будто не видел, в каком состоянии он пришел.
