Король и Мастер - страница 5

. Она приметила любовь Филиппа к литературе и всем прекрасным искусствам. В беседах с принцем её догадка подтвердилась: он обожал живопись, внимательно изучал и сам пробовал писать, его фаворит – несравненный Тициан. Принц до сих пор находился под неизгладимым впечатлением, произведённым на него живописцем и ждал нового свидания для обсуждения заказов. Мария Венгерская поведала как ей посчастливилось заполучить сразу полюбившуюся алтарную картину: она соблазнила владевшую ван дер Вейденом церковь в Лёвене отличным органом, в котором священники как раз нуждались, и заказала для них копию картины у Михеля Кокси7, он выполнял отличные копии.

Изящно-удлинённые фигуры, коих уже практически не писали, неизбывное горе на лицах, эпические позы библейских персонажей в многофигурной композиции, изломанные, одинаково изогнутые бессильные тела Иисуса и Девы Марии, ясные, сочные цвета, шёлковая гладкость поверхности в сей же миг взяли принца в прекрасный плен. Библейская трагедия отзывалась замиранием в сердце. Слёзы в глазах святых казались настоящими живыми слезами, которые вот-вот покатятся по картине. Не сопереживать невозможно; он невольно, не замечая того, сложил ладони в молитвенном жесте. Шедевр знаменитого художника знали везде в Нидерландах, теперь принц Филипп созерцал его с благоговением и думал заказать себе в Испанию копию. У Михеля Кокси, он уже копировал работу… или у Яна ван Скорела8. Он не только великолепный художник, но и священник. Вероятно поэтому Гент обратился к нему подправить и освежить свой драгоценный алтарь братьев ван Эйк.

Его порфироносный отец, скорее по обычаю и требованиям, приличествующим императорскому окружению, чем по собственному желанию, наполнял двор отменными музыкантами, художниками и поэтами, когда задерживался подолгу в одном городе. Сам же император, занятый войнами и борьбой с еретиками, постоянно передвигавшийся из страны в страну, всё время находившийся в пути, уделял мало внимания литературе и живописи, архитектура интересовала его более всего в виде крепостей. А вот коллекция оружия и вооружения у императора Карла выше всяких похвал. Ещё, как ни странно, император коллекцианировал часы. Портреты свои и своей супруги он заказывал преимущественно несравненному венецианцу.

Сестра императора, Мария Венгерская, напротив, поклонялась и покровительствовала искусствам. Во время бесед с принцем приглашённые Марией музыканты играли пассажи, сочинённые и разученные специально к приезду наследника и посвящённые ему. Она представила принцу живописцев, работавших при дворе, среди них Михеля Кокси, украшавшего её дворец, выполнявшего для неё копии с известных картин и портретиста Антониса Мора9, привезённого в Брюссель епископом аррасским де Гранвелем. Этих двух художников Мария отрекомендовала принцу, как превосходных мастеров. Принц Филипп увидел портрет де Гранвеля, только законченный Антонисом, и отметил себе, что рекомендации тётки основаны на прекрасном знании живописи. Принц с любопытством осматривал коллекцию Марии Венгерской, львиную долю её составляли нидерландские картины. Принц впервые видел такое множество работ нидерландских художников, собранных вместе. Они не походили на картины итальянских мастеров, перед которыми принц Филипп преклонялся. От нидерландских картин исходило особое достоинство, не чувственность, но чувствительность. Ясность и глубина красок, атласно-гладкие поверхности, законченность и точность исполнения до самой последней бусинки украшений, рассматривай её даже с увеличительным стеклом (так их, вероятно, и выписывали, думал Филипп), покорили принца. Картины и алтарные триптихи излучали благостность, Филиппу казалось, он находится в Божием Храме, возникал порыв, как перед работой ван дер Вейдена, сложить руки будто в молитве. Таково было его первое знакомство с Нидерландами и ему ещё предстояло объехать все провинции неведомой земли. Предстоящее путешествие волновало принца чрезвычайно. Из этих земель родом его легендарный дед, в честь которого принц Филипп наречён, и боготворимый отец. Вряд ли, поэтому, отец ощущал себя испанцем настолько, насколько он, Филипп, ощущал себя, хотя в венах отца текла и испанская кровь.