– Вперед, друзья! Вперед! За графом д'Артуа!
Видя, как весь большой отряд переправившихся пришел в движение и готов был мчаться на сарацин, граф усмехнулся в лицо Гийому де Соннаку:
– За мной, магистр, за мной! Фуко де Мерль врать не станет!
Не дожидаясь переправы войска короля, крестоносцы рванулись вперед, нагнув копья, прикрывшись щитами. Рыцарские кони были еще свежи: искупавшиеся, напившиеся воды, они мчали седоков бодро, ретиво.
Уильям Лонгеспе попытался вырваться вперед, чтобы перехватить славу у графа д'Артуа, но королевский брат имел одного из самых выносливых жеребцов во всем войске и не позволил англичанину опередить себя.
Удар крестоносцев был сокрушительный. Тяжеловооруженные рыцари на мощных конях в несколько минут опрокинули, растоптали, рассеяли триста легких сарацинских разведчиков. В плен не брали, просящих пощады не щадили – убивали всех, кто не успевал сбежать.
– Сбежавшие разведчики сообщат эмирам, и они будут мешать переправе войска! – крикнул Пьер де Куртенэ, происходивший из младшей линии Капетингов и, таким образом, являвшийся дальним родственником короля и его братьев.
– Поэтому не стоит ждать всех! – поддержал его Роберт д'Артуа, разгоряченный, жаждущий нового сражения. – Мы атакуем лагерь сарацин у Мансуры! Остальные к нам присоединятся.
– Нас мало для полноценной атаки на такой большой лагерь! – возразил осторожный Гийом де Соннак. – Погибнем только.
– Вы с тамплиерами можете подождать короля и моих братьев, Соннак! – ответил граф, смеясь. – Заодно и поучитесь у моих людей, как надо побеждать малым числом. Судя по всему, времена, когда горсть тамплиеров обращала в бегство множество сарацин, прошли, а, магистр?
– Замолчите, граф! – со злостью процедил Гийом де Соннак. – Пустой бравадой нас не возьмешь! Тамплиеры, к бою!
Шестьсот рыцарей помчались к сарацинскому лагерю, раскинувшемуся на подступах к Мансуре. Февральское утро, яркое, свежее, сулило хороший день. На хороший день, победный день, рассчитывал и граф д'Артуа. На хороший, спокойный день рассчитывали и египетские войска, поднимающиеся после утренней молитвы, сменяющие караульных, принимающие пищу. Лагерь эмира Фахр эд Дина не был укреплен – необходимость во рве и частоколе даже не возникала, ведь христиане стояли на противоположном берегу Ашмума и в панике боялись подойти к воде из-за «греческого огня».
Старый визирь и эмир Фахр эд Дин не спеша мылся в ванне в своем шатре, поглядывая, как цирюльник готовит свои инструменты для подстригания его бороды и открывает стеклянный флакон с ароматической водой, чтобы кожа эмира, его волосы и борода приятно пахли. Мальчик-слуга подобострастно подносил эмиру разные халаты, чтобы тот выбрал, который из них он сегодня наденет.
За стенками шатра послышались крики: «К оружию!», «К бою!», «Аллах, спаси нас!», «Христианские псы атакуют!».
Фахр эд Дин мгновенно перешел из расслабленного состояния в собранное. Нахмуренный, он вскочил и приказал слуге нести его доспехи и саблю.
В это время, на плечах нескольких десятков выживших разведчиков, влетевших в лагерь с предупреждающими криками, ворвались крестоносцы Роберта д'Артуа и Гийома де Соннака. Рыцари подрубали веревки, державшие шатры, а потом били копьями и мечами в самую гущу людей, копошащихся под свалившимися шатрами. Все, кто не успел схватить оружие, массово погибали под копытами рыцарских коней и под ударами мечей. Крестоносцы несколькими потоками рассредоточились по сарацинскому лагерю, неся смерть впереди себя. Лагерь был большим, а разгромить его шестьсот человек могли только при неудержимом наскоке. Поэтому они старались не задерживаться, надеясь, что тех сарацин, кто остался жив и спрятался, добьют скачущие сзади.
