— У вас и до этого навык был высокий. Вы просто себя успокаиваете.
«Дзынь.»
— Я нарисовала этот рисунок двадцать девять раз. Нарисую и в тридцатый.
Министр беззвучно ругнулся и отвернулся, повисла тишина, Вера смотрела в огонь и пыталась угадать остатки тетради, но раскалённый воздух качался и обманывал, а от пристального вглядывания заслезились глаза, пришлось их закрыть. Голос министра прозвучал глухо и тихо, как будто он даже не пытался скрывать свои по полу размазанные чувства:
— Вам понравился генерал Чен?
— Да. Я говорила вам об этом на балу.
— И вы собираетесь вести с ним переписку?
— Да. Вы меня ему представили, он мне написал, я должна ответить. Если я не отвечу, это будет как минимум невежливо. Или у вас по-другому? Если вы меня ему представили, значит хотели, чтобы мы продолжили знакомство. Правильно? Если бы он хотел, чтобы его письмо читал кто-то, кроме меня, он бы отправил его незапечатанным. Если я покажу его письмо кому-то, я буду нехорошим человеком, мне было бы ужасно неприятно, если бы моё личное письмо кому-то показывали.
Министр молчал, Вера открыла глаза и посмотрела на него, ровно сказала:
— Вы же хотите его заполучить. И вы сказали об этом мне, и за руку меня к нему подвели. Что теперь не так? Каким образом я должна с ним наводить мосты, чтобы вас это не нервировало? Я с ним не закрываюсь в спальне, не хожу по театрам, даже не разговариваю по телефону, это всего лишь письмо, я не могу представить себе более невинную вещь. Чего вы от меня хотите? Начните со слов «я хочу».
Он молчал, Вера смотрела в огонь, упиваясь тонким изяществом своей речи — она врала, так нагло и бессовестно врала, что сама собой восхищалась, но при этом не сказала ни единого слова неправды. Правдивые и логичные слова были неоспоримо верны, но лживы по сути, «часы истины» на них не реагировали, а амулет против Веры делал её холодной и не зависимой от чужой боли, это оказалось очень удобно.
«
Потные ладони к делу не пришьёшь, господин министр. Тахикардию не обоснуешь любовью несомненно, сладкие мурашки не принесёшь в суд. В моей жизни так мало приятных ощущений, что с этими я не расстанусь ни за что. Я не покажу их вам, вы их не изучите, мучайтесь неведением, вы это заслужили. Эту информацию вы не купите за всё золото мира, потому что есть вещи, которые не продаются.»
Тишина в комнате была осязаемой, но Веру не трогала — её вообще теперь ничего не трогало, если бы министр не дышал, она бы о нём забыла. Спустя несколько минут, с его стороны раздался шорох, он тронул наушник и сказал:
— Да, я понял. Выхожу, — встал и улыбнулся Вере, поправляя комбинезон: — Ещё одни гости пожаловали, вы очень популярны. Как только унюхали, косяками пошли.
— Кому желать удачи?
— Всем. Операция большая, я может быть даже дежурных сниму. Всем, кого помните.
— Хорошо. Удачи.
— Ложитесь спать, это может затянуться до утра.
— Хорошо.
Она спокойно смотрела на него, он выглядел так, как будто пытается найти в её глазах фальшь, и не находя, теряет уверенность. Но быстро вернул на место улыбку и шутливо сказал:
— Волшебных снов. О каком-нибудь приятном месте, а не о моём дворце.
— С этим сложно.
— Ну, я хотя бы попытался, — он с улыбкой развёл руками, кивнул и провернул амулет, исчезая в телепорте.
