Король русалочьего моря - страница 41

Леонор сморгнула, но тут же оправилась.

– Если по вашему Лабиринту и нашей башне судить, – всё так же громко и небрежно сказала она, – то не такая уж это неправда.

По залу пробежали смешки. Белла рядом с Одилью недовольно поморщилась, но её плечи выдали другое: они горделиво расправились. Совсем чуть-чуть, но Одили подумалось, что соседка вовсе не против того, чтобы вилланы считали её ведьмой.

– Интересно, почему вы смеетесь, – вдруг сказал ректор, всё ещё улыбаясь уголками губ. – Вы ведь многие думаете то же самое, что эти крестьяне. Молчите! Просто помолчите и подумайте, сколько раз вы говорили себе: мы не вилланы, мы особенные, мы одарены. Чем? Вы и сами зовете это магией!

Последнее слово он выдохнул в мертвенное молчание.

– Но мы здесь занимаемся не магией, господа студенты, – продолжил он без малейшей драматической паузы, мерно и спокойно шагая по залу, – точнее, не магией в конвенциональном смысле, и нет такого, чем вы были бы одарены, а остальные, те же вилланы, обделены совсем, даже не думайте. Но, тем не менее, Дар у нас есть.

Он оглядел свою аудиторию, но высказываться на этот раз никто не поторопился.

– Этот дар – вера. Не религия – это уж каждому свое, – но всё же вера в определённом значении и есть основа того, что мы делаем, того, как мы живем. Она – источник любого человеческого могущества. Во что вы верите – то вы можете. Вот и всё.

– Чушь, – снова проскрипела Леонор. – Вот наши – они верили в победу. И что?

Ректор остановился перед ней.

– Вовсе нет, госпожа Гарсиа, – сказал он немного иронично и немного печально. – Ваши верили в то, что завоюют славу в смертном бою. Так и вышло. И смертный бой, и слава – я вас уверяю, что ещё много лет о них не забудут.

Леонор вскинула голову и ответила ему яростным взглядом блестящих глаз.

– Они хотели победить! Но никто не может совершить невозможного!

– А вот тут вы неправы, госпожа Гарсиа. Я знаю, как в одной деревне безоружная девочка заставила отступить пьяных от вина и крови солдат, оскорбивших её мать и собиравшихся ограбить дом. – Она вспыхнула, но он уже не смотрел на неё, повернувшись к остальным. – Солдат, которые за меньшее расстреляли целую семью в соседнем селе, на случай, если вы думаете, что это было легко. Это была та самая невозможность, в которую не верил никто – кроме девочки, которая всерьёз верила, что она скажет нужные слова, и они устыдятся.

– Может быть, она просто нашла те самые слова? – проговорила Одиль, раз уж остальные, даже Леонор, молчали.

Губы ректора снова тронула улыбка.

– Это какие же, госпожа де Нордгау? Давайте, порассуждайте. Я не прошу точных формулировок, но какой эффект они должны были иметь? Угрожать небесным судом, умолять о пощаде, взывать к человечности пробовали и те, кого солдаты убили.

– её слова, – Одиль решила подыграть шараде и сделать вид, что автор слов не сидела с ними в одном помещении, – заставили их поверить, что они лучше, чем думали о себе?

Ректор в два шага преодолел расстояние до её стола.

– Нет, госпожа де Нордгау, – сказал он мягко и лукаво, – не приписывайте другому человеку свое оружие. Нет, наша героиня ничего такого не могла и не хотела. Она их попросту испугала, если хотите знать.

По залу прошёл шепоток и кое-где смешки, и громче всех фыркнула сама Леонор.

– Да-да, – ректор отвернулся от Одили, – испугала, а что вы думаете? В тот момент она верила, свято верила, что за ней сила – сила дочери оскорбленной и измученной женщины, сила хозяйки дома, сила сторонника правого дела, наконец, хотя мы об этом ещё поговорим. И эта сила была настолько велика, что четверо вооружённых до зубов мужчин, четверо, что уж греха таить, отпетых мерзавцев и убийц, спасовали перед ней.