Королева красоты Иерусалима - страница 57

Габриэлю было невмоготу оставаться в доме, в котором умер отец и который покинула мать. Но сердце не позволяло ему бросить дом, где он родился, где родились его братья и сестры. Если бы у него достало мужества, он подыскал бы себе и своей семье жилье как можно дальше от Охель-Моше. Если бы он только мог, он бросил бы все, оставил бы лавку на рынке Махане-Иегуда и начал жизнь с чистого листа. Но на его плечах лежало бремя ответственности, и он был тверд в своем намерении достойно содержать жену и дочь.

Всегда харизматичный и жизнерадостный, Габриэль сделался тихим и печальным. Вызвать у него улыбку удавалось только Луне. Когда младенец, который родился после нее, умер через несколько дней, он и плакать был не в состоянии, ни слезинки не проронил. И был рад, что Роза ведет себя точно так же. Они похоронили ребенка и вернулись к повседневной жизни.

Раз в несколько месяцев он ездил в Тель-Авив, чтобы навестить мать, но она по-прежнему была ожесточена и держалась с ним как чужая.

– Послушай, Габриэль, зачем ты себя утруждаешь? – спрашивала его Аллегра. – Пусть меня бог простит, это моя мать, но я такой матери и врагам своим не пожелаю.

Он только пожимал плечами. Несмотря на враждебное и оскорбительное отношение Меркады, он продолжал приезжать к ней в Тель-Авив.

В один из его приездов муж Аллегры, Элиэзер, предложил ему открыть лавку деликатесов в Тель-Авиве.

– Есть хорошее местечко на улице Шабази, напротив школы «Альянс». Как думаешь, может, откроем здесь еще одну лавку?

Габриэль взвесил это предложение. Что ж, пусть Леон и Лейто продолжают работать в лавке в Иерусалиме, а он с женой и дочкой переедет в Тель-Авив. Может быть, так – надеялся он – удастся смягчить мамино сердце.

Семья перебралась в Тель-Авив и поселилась в маленьком домике на улице Ха-Яркон, откуда до Шабази было рукой подать. Лавка, которую они открыли, очень скоро из деликатесной превратилась в бакалейную. Вместо деликатесов там продавались самые простые товары первой необходимости. Жители улицы Шабази не могли позволить себе покупать деликатесы.

Завоевать расположение матери Габриэлю тоже не удалось. За все время, что он жил в Тель-Авиве с женой и дочерью, она не перешагнула порога их дома ни разу, хотя он постоянно приходил домой к сестре и приводил с собой хорошенькую дочурку. Но, по крайней мере, хоть на нее Меркада не злилась, она даже играла с ней и угощала сластями.

Роза ненавидела каждую минуту, проведенную в Тель-Авиве, и мечтала вернуться в Иерусалим. Как-то она даже осмелилась сказать своей золовке Аллегре:

– Мне так не хватает иерусалимского воздуха! Я не могу дышать воздухом Тель-Авива, тут только пыль, да пески, да верблюды, нету мочи. Я так скучаю по Иерусалиму, по рынку Махане-Иегуда, по своим соседкам в Охель-Моше. А еще море… Пугает меня это море: в него можно войти, а обратно, не про нас будь сказано, уже не выйти.

В отличие от Розы, Габриэль любил этот белый город, окруженный песками. И хотя лавка на улице Шабази не приносила дохода, на который он рассчитывал, он не готов был так легко сдаться и продолжал бороться. Буду держать лавку, пока она не начнет процветать, решил он.

Чтобы выжить, пришлось уволить единственного работника, и теперь Габриэль был вынужден сам ездить каждый день на велосипеде из Неве-Цедек в Яффо – закупать у арабов продукты. Это ущемляло его достоинство и стало последней каплей, переполнившей чашу. При первой же возможности он продал свою долю Элиэзеру и уже был готов вернуться с семьей в Иерусалим. Но именно тогда в Эрец-Исраэль вернулся Нисим, брат Розы, бежавший в Америку во времена турецкого мандата, и сделал Габриэлю очень соблазнительное предложение. – Самое успешное дело в Нью-Йорке сейчас – это салоны чистки обуви, – сказал он Габриэлю. – Арендуем большой магазин, наймем нескольких чистильщиков, и пусть чистят туфли джентльменам.