Собрав верных людей, Витри явился к королю за подтверждением приказа насчёт ареста Кончини.
– Сир, если он будет защищаться, что я должен сделать? – прямо спросил капитан.
Конечно, на словах Людовик не раз грозил убить кого-нибудь собственными руками. Два года тому назад по окончании заседания Совета между его матерью и Конде вспыхнула жаркая ссора. Юный король хотел вмешаться, но Мария удержала его. Однако сразу после ухода принца Людовик закричал:
– Мадам, напрасно Вы запретили мне говорить! Если бы при мне была шпага, я проткнул бы его насквозь!
Но теперь, когда дошло до дела, король молчал. Убийство – страшный грех, а он боялся погубить свою душу. Дежеан, кузен Люиня, ответил за него:
– Король полагает нужным его убить.
Подождав немного и решив, что молчание – знак согласия, Витри заключил:
– Сир, я исполню Вашу волю.
Всё должно было произойти 23 апреля. Но в тот день арестовать Кончини не удалось и было решено перенести арест на 24 апреля.
Марию Медичи продолжали одолевать мрачные предчувствия: в ночь с 19 на 20 апреля ей снилось, что после суда её приговаривают к смерти. Однако она ничего не могла понять по невозмутимому виду сына. Возможно, тогда ей вспомнились недавние слова Бассомпьера:
– Однажды короля вынут из-под Вашего крыла… и настроят против Вас… а Вы останетесь с пустыми руками.
24 апреля 1617 года Людовик ХII проснулся в пять часов утра. Всё было готово, чтобы ехать на охоту. Но король решил сначала сыграть в бильярд. В бильярдной, где уже собрались заговорщики, усиливается напряжение: ждут Кончини, но он всё не появляется. Уже половина одиннадцатого. Людовик спокойно продолжает играть. Становится известно, что маршал д’Анкр уже направляется в Лувр. Витри спешит ему навстречу в сопровождении двадцати лучников и сталкивается с ним у подъёмного моста. Капитан приказывает закрыть внешние ворота, отделив Кончини от его эскорта.
Наступил решительный момент. Фаворит королевы-матери в чёрном – траур по дочери.
– Именем короля, Вы арестованы, – объявляет Витри, схватив Кончини за руку.
Удивлённый итальянец делает шаг назад и пытается вытащить шпагу. Он что-то говорит на своём родном языке. По словам флорентийского посла Бартолини:
– Я?
Маршал даже не может представить, что кто-то осмелится его арестовать. Витри же утверждал, что он крикнул:
– Ко мне!
Следовательно, это был призыв о помощи людям из его свиты. В ХVII веке, как и в наши дни, такой возглас расценивается как проявление сопротивления представителю государственной власти при исполнении им своего долга. Витри призывает своих спутников вмешаться. Три выстрела из пистолетов (самого капитана, его брата Дюалье и зятя де Перрона) поразили Кончини в лоб, горло и глаз. Он упал замертво у ног Витри. Для пущей уверенности его искололи кинжалом, забрали драгоценности, бумаги, одежду, а обнажённое, залитое кровью тело перенесли в ближайшую сторожку привратника и бросили на кучу соломы.
Король слышал пистолетные выстрелы. Очень спокойно он приказал подать ружьё, и, держа шпагу в другой руке, вышел из бильярдной в сопровождении Люиня. Полковник корсиканских гвардейцев д’Орнано мчится ему навстречу:
– Сир, всё сделано!
Люинь открывает одно из окон, выходящих во двор Лувра, заполненный людьми. Д’Орнано поднимает Людовика ХIII на руки, и показывает собравшимся, что король жив. Вслед за тем раздались крики:
– Да здравствует король! Долой тирана!
