Королева не любившая розы - страница 17



В ответ пятнадцатилетний Людовик приподнял шляпу и, повернувшись к заговорщикам, воскликнул:

– Спасибо! Большое вам спасибо! С этого часа я – король.

Затем Люинь приказал закрыть ворота Лувра и выставить охрану. Витри же вошёл во дворец и публично принял королевскую благодарность, предварительно извинившись за совершённое убийство:

– Господин д’Анкр оказал такое сопротивление, что его арест стал невозможен.

Тем временем большая галерея Лувра заполнилась придворными, ошеломлёнными происходящими событиями. Мария Медичи тоже слышала выстрелы. Её горничная бросилась к окну и спросила у проходившего мимо Витри, что произошло.

– Маршал убит за сопротивление офицеру короля, – хладнокровно ответил тот.

Тогда королева-мать воскликнула:

– Я правила семь лет, теперь мне осталось ждать только небесного венца!

Немного придя в себя, она отправила епископа Люсонского разведать обстановку.

Возбуждённый Людовик, по словам Ришельё, стоял прямо на бильярдном столе, принимая поздравления всего двора.

– А, Люсон! – воскликнул при виде его король. – Наконец-то я избавился от вашей тирании! Убирайтесь прочь!

После чего отправился назначать новых министров и принимать послов. Просматривая депеши для иностранных дворов и городов Франции, он с нервным смехом повторял:

– Я теперь настоящий король.

Тем временем Леонора, узнав о гибели мужа, через камердинера Лапласа попросила Марию взять её под своё покровительство, на что разгневанная королева-мать ответила:

– Не говорите мне больше ничего об этих людях!

Теперь её волновала только собственная судьба. Ей было необходимо немедленно любой ценой встретиться с Людовиком. Но король дважды отказался от встречи: у него дела поважнее, чем заниматься королевой-матерью. Мария Медичи упорствует: через принцессу Конти она снова просит сына принять её, но безуспешно. Последняя надежда королевы – её фрейлина де Гершевиль. Этой особе 57 лет, все её уважают. Назначенная самим Генрихом IV ещё в 1600 году, она была нежна и внимательна к маленькому Людовику ХIII, и Мария очень надеялась на её влияние на короля. Гершевиль бросилась к ногам Людовика:

– Сир, пощадите королеву-мать!

Но это не смягчило его. Вежливо подняв даму, он ответил:

– Несмотря на то, что Её Величество не обращалась с нами, как с сыном, мы будем обращаться с ней как с матерью, но пока не намерены с ней встречаться.

В это время за окнами рабочие разрушали «мост любви».

Королеве-матери запретили покидать её апартаменты, а её гвардейский полк распустили. Обеспечивать охрану Лувра обязали маршала Витри. Теперь Марии остаётся только ждать, когда сын решит её судьбу. Людовик верхом объезжает Париж, его приветствует торжествующая и восторженная толпа. Но это уже не пьянит юного короля.

– Он осознаёт свой долг по отношению к народу и никогда о нём не забудет, – пишет Мишель Кармона. – Благодаря этому пониманию Людовик ХIII станет одним из самых щепетильных по отношению к своему долгу суверенов.

Кончини был погребён в полночь в церкви Сен-Жермен л’Оксерруа. На следующий день толпа выволокла его тело из могилы и разорвала на куски, которые затем были повешены на виселице или сожжены. В течение всего дня 25 апреля Мария Медичи слышала из своих апартаментов, как на улицах Парижа в адрес её и Кончини кричали непристойности.

Люинь заступился перед королём за Ришельё, который отделался тем, что сдал должность государственного секретаря по иностранным делам Вильруа. Как раз в то самое время, когда толпа измывалась над трупом Кончини, епископ Люсонский, въезжавший в своей карете на Новый мост, чуть не попал под горячую руку, но выкрутился, велев всем своим людям кричать: