Ухаживая друг за другом и переговариваясь вполголоса, супруги оделись и покинули учреждение.
Не одному ему паршиво, про себя заметил Макс, глядя в унылые спины.
Шаги стихли, в коридоре установилась напряженная тишина.
За дверью с табличкой «Директор» послышался шорох, звук отодвигаемой мебели, вслед за этим простучали, приближаясь, каблучки, и в дверном проеме, как в портретной раме, появилась Талли.
Черный пиджак и юбка очень шли ей. Ноги в черных тонких колготках и туфлях на каблуках выглядели невозможно соблазнительными.
Мысли Макса разбежались в разные стороны, от волнения в подушечках пальцев возникло легкое покалывание.
– Что ты здесь делаешь? – убийственным ледяным тоном спросила Талли.
Перед Максом стояла не сестра друга, не психолог, не очаровательная молодая женщина – перед ним стояла директриса, женщина из бетона и стали. Женщина из бетона и стали ничего общего не имела с той Талли, которая жила в его воображении.
Макс отчетливо почувствовал себя интервентом – он вторгся на запретную территорию. Не успеет он сделать нескольких шагов по чужой земле, как будет с треском изгнан. Здесь он враг.
И вот тут Макс совершил роковую ошибку: он сказал глупость.
– Я скучаю по тебе.
– Прекрати меня преследовать, – отчеканило существо из бетона и стали.
Букет оттягивал руку, чувство, что жизнь кончилась, стало осязаемым и давило на плечи.
– Это тебе. – Макс сунул Талли розы и оказался на улице.
…Домой он плелся, как побитая собака, и конструировал в уме диалоги с неприступной чужой Талли. Выходило вполне в жанре «infotainment», в котором он представлял исторические сюжеты.
«Что такого я сделал?», – с болью спрашивал себя Макс и не находил ответа.
Дома пытка многократно усилилась.
Макс то уговаривал себя набраться терпения, то тяготился бездействием, то обвинял себя во всех смертных грехах, то винил Талли в трусости. Ну и как тут пробиться к ее сердцу, если она забаррикадировалась и держит оборону?
Максу нестерпимо хотелось поговорить с кем-то о Талли, с кем-то, кто ее не знает и может высказать объективное или хотя бы нейтральное мнение. По этой причине Лешка в собеседники не годился, мама тоже.
Вконец измученный, он вспомнил про соседскую Дашку, вышел на лестничную площадку и позвонил в дверь Цыпляевых.
На Дашке было черное платье-свитер и гетры в белый цветочек. И неизменная смущенная улыбка.
Макс на мгновение залюбовался соседкой.
– Привет, – он сделал слабую попытку улыбнуться.
– Привет. – На девичьем личике расплескалась радость.
– Мне нужен твой совет.
– За какую команду болеть?
– Команду? – удивился Макс.
– Так ведь полуфинал идет.
Ну вот, он так и думал: жизнь проходит мимо.
– Нет, – угрюмо ответил Макс, – я хочу с тобой посоветоваться по другому вопросу.
– Войдешь? – Дарья отступила в темный коридор.
Мгновение поколебавшись, Макс шагнул в чужую прихожую, заставленную обувью, и услышал из глубины квартиры крикливые голоса. Шум доносился из кухни.
– Постой, – он попятился, – у тебя что, гости?
– Нет, это у предков. Идем. – Дарья направилась в противоположный конец коридора, к распахнутой двери, из которой лился слабый свет.
Послушно следуя за изящным абрисом, Макс втягивал ноздрями едва уловимый запах ванили, который перебивали грубые запахи застолья, и лихорадочно соображал, как это будет выглядеть: великовозрастный оболтус выворачивает душу перед девчонкой.
– Чаю хочешь?
