Читать онлайн Анна Яковлева - Отчаянные подружки

…Детский сад, куда нас с Алькой водили наши родители, теперь закрыли. А еще каких-то пять лет назад мы бегали смотреть на место, где познакомились. Это была песочница во дворе детского сада. Семнадцать лет назад в этой песочнице сидела важная Алька и никого к себе не подпускала. Если кто-то из детей делал попытку приблизиться к ней, она начинала швыряться песком.

Алькина родственница работала в магазине «Детский мир», и у Альки были ведерки, лопатки, формочки разных цветов и размеров. Она деловито наполняла их влажным после весеннего дождика песком и никому не позволяла участвовать в процессе даже на правах ассистентов. Песочные формочки казались мне чудом из чудес, я не могла оторвать от них глаз и, стоя на безопасном расстоянии, наблюдала, как число Алькиной выпечки постепенно увеличилось до промышленных объемов.

Наконец, Алька выдохлась и оглянулась в поисках помощника. Недостатка в них у нее не было никогда, но в этот раз ей захотелось, чтобы помогала я. Распустив щеки по обе стороны комбинезона, Алька еще покопалась в песке, а потом позвала, обращаясь ко мне:

– Эй, ты, хочешь помочь?

Я осторожно приблизилась и потянулась к лопатке. Алька спросила:

– Тебя как звать?

– Васька.

– Ты мальчишка?

– Нет, я девочка.

Алька растянула щербатый рот в радостной улыбке.

Васька – это уменьшительное от Василисы. Имя мне придумали бабушка с дедом, преподаватели русской словесности. Дед заведовал кафедрой русского языка в нашем университете, а бабка была старшим преподавателем, «преподом», как звали ее студенты. Мама с папой почему-то им не возразили, и теперь я должна откликаться на мужское имя Вася. Я и откликаюсь.

В Алевтине Сумрай текла цыганская кровь. То ли бабка, то ли дед ее были цыганами, и бабушка страшно раздражалась, когда я приводила подругу к нам домой.

– Что у вас общего с этой оторвой?– недоумевала она всякий раз после ухода подружки.

Я молчала, не зная, как ответить на этот вопрос, чтобы не обидеть бабушку. Какая же Алька – оторва, если у нее есть песочные наборы? Позже я поняла, что мне покупали книжки, а ей – все остальное.

Когда нам исполнилось восемнадцать, мы с Алевтиной поехали в соседний город поступать в университет, на юридическое отделение. К экзаменам готовились вместе, попали в один поток и в одну группу. Пять лет пролетели, как один год, на последней практике Алька влюбилась.

Практику она проходила в районном отделении загса, и умудрилась влюбиться в чужого мужа, на тот момент новобрачного. С одного взгляда влюбиться. Я думала, так не бывает, но с Алькой именно так все и было.

Алевтина была девушкой с характером, цели и мечты у нее всегда сходились в одну точку. Все, что она задумывала, по определению должно было исполниться. Если она задумала получить мужчину, она так или иначе его получала. В случае с Валентином все оказалось сложней, но Алька и не думала отступиться. Чем сложней перед ней стояла задача, тем интересней ей было.

Невеста Валентина была богатой наследницей, поговаривали, что отец ее, Владимир Иванович Черных, занимался торговлей оружием. Бракосочетание, естественно, проходило в усадьбе, и так cлучилось, что именно Алька оказалась выездным работником загса, который проводил церемонию. Алькина начальница за день до бракосочетания попала в больницу с приступом желче-каменной болезни. Приступ сняли, но цвет лица у начальницы еще был не подходящим для церемонии. А Алькиному цвету лица всегда можно было позавидовать, на него не влияли бессонная ночь, болезнь или плохое настроение. В общем, Алевтина Сумрай выучила наизусть рвущий душу текст приветствия, придумала поздравления и рано утром отбыла в усадьбу, проследить за приготовлениями к церемонии.

Мне кажется, Амур ждал с натянутой тетивой задолго до того, как в усадьбе оружейного барона раздались первые аккорды марша Якоба Людвига Феликса Мендельсон-Бартольди. Алька подняла глаза на молодых, и тут же почувствовала укол между вторым и третьим ребром в левой стороне груди, куда, по всей видимости, и вонзилась стрела Амура.

Она быстро мобилизовалась и с блеском провела церемонию, на которой мужчина ее мечты законодательно закреплял отношения с другой женщиной.

Невеста была в инвалидном кресле, и Алька окончательно спятила. Моя подруга вбила себе в голову, что Валентин Решетников – благородный рыцарь, каких в жизни осталось штук пять, а один из пяти как раз и есть Решетников.

Алька была чернобровой, волоокой, пышногрудой красавицей с буйным характером.

Валентин – голубоглазым субтильным блондином. Подруга не сводила с жениха глаз, и когда Решетников обменялся с новобрачной кольцами, Алька поняла, что ее жизнь, так и начавшись, закончилась. Жених поцеловал руку своей молодой жене и передал ей фужер с шампанским.

С поздравлениями к молодым потянулись родители жениха и отец невесты. Матери у нее не было.

Алька своими огромными черными глазищами пристально наблюдала за чужим семейным торжеством, стараясь не пропустить ни одной детали.

Началась фотосессия. Сначала были сделаны фотографии молодых. Жених рядом с инвалидным креслом, позади него, на одном колене перед невестой. Потом фотографу пришла не очень удачная идея сделать фото, на котором бы жених держал невесту на руках. Валентин, подчинившись художественному замыслу, сгреб свою жену и поднял ее из кресла. Вышла заминка: поднимая молодую, Валентин наступил на фату и вместе с венком сдернул ее с головы невесты. Она охнула. Отец девушки нахмурился, но от выражений воздержался.

Отец новобрачной обращал на себя внимание и внушал страх. Лет ему было около пятидесяти. Могучий, как дуб в степи. Густые темные волосы с сильной проседью, как говорят в народе «перец с солью», высокий лоб, тяжелый взгляд глубоко посаженных глаз и складки у рта предупреждали о многом. Альку не предупредили ни о чем. Она полезла прямо в пасть этому зверю, не задумываясь о последствиях, лишь бы оказаться поближе к благородному рыцарю с голубыми глазами. Не думаю, что у нее на тот момент созрел какой-то план, скорее всего, действовала она интуитивно. Возможно, это была судьба без всякой маскировки.

Алька подошла к отцу невесты и сочувственно произнесла:

– Мальчишка, что с него взять. Эти молодые ничего не умеют, всему учить надо: как сесть, как встать, как любить.

Папаша уставился на девицу, обескураженный ее прямотой. Скорее всего, с ним уже давно так никто не разговаривал.

Окинув Альку взглядом, от которого обычной девушке захотелось бы застегнуть все пуговки на блузке и натянуть на колени подол юбки, он буркнул:

– Какой есть, другого не нашли.

Алька не была обычной девушкой, она была оторвой. Поэтому она выгнула спину так, что ее пышная грудь еще отчетливей обозначилась под светлой трикотажной блузкой, грациозно скинула изящную туфельку и, опершись одной рукой на папашу, вытряхнула из нее несуществующий камешек. Вернувшись в исходную позицию, она сняла руку с локтя мужчины и посмотрела ему прямо в глаза. Его взгляд остался непроницаемым. Алевтина Сумрай откинула со лба густую прядь смоляных волос и обнажила в улыбке ряд белых ровных зубов. Четко очерченные полные губы сомкнулись, отец невесты отвел глаза.

– Вы давно работаете в загсе?– спросил он, поддерживая светский разговор.

– Я на практике,– с готовностью объяснила Алька.

Больше им поговорить не удалось, потому что фотограф закончил снимать молодых и перешел к групповым кадрам гостей. Он расставлял присутствующих то так, то этак, тасовал их в соответствии с замыслом. Несмотря на обилие зелени и цветов в саду, замысел был убогим, а кадр получался не выстроенным. Фотограф стал красным и потным.

Алька подошла к нему и шепотом поинтересовалась:

– Альбертик, чего ты так паришься? Первый раз, что ли?

– Ты знаешь, что со мной сделают, если я запорю фотосессию?

– А что с тобой сделают?

– У нас не Чикаго, могут и в асфальт закатать.

– Да кому ты нужен?

– Знаешь, кто это?

– Кто?

– Крестный отец, вот кто.

– Твой?– удивилась Алевтина.

– Наш, дура,– выплюнул Альберт.

– Я не крещеная,– все еще не понимая, что имел в виду фотограф, поделилась Алька.

– Дура,– окончательно убедился Альберт и опять стал строить гостей какими-то унылыми рядами на ступеньках парадного входа.

Алевтина последний раз впилась взглядом в жениха, повернулась спиной к композиции «свадьба» и уехала домой.

С этого дня подругу точно подменили. Ни о чем больше говорить и думать она не могла, только о Валентине Решетникове. И она стала приставать к Альберту с вопросами о семье невесты.

История оказалась драматичной.

…В то время, когда мы с Алькой лепили в детсадовской песочнице пироги, отец невесты, бывший офицер Советской армии Владимир Иванович Черных открыл собственное дело. Это была фирма по изготовлению металлопластиковых окон. Немудреную технологическую линию купили у московского дилера Германского концерна, разместили на складах бывшего машиностроительного завода и потихоньку стали продавать окна сначала в городе, потом за его пределами. Город строился, перестраивался, реконструировался. Дело шло. Это тоже была песочница, только для взрослых. Черных потихоньку начал вкладывать деньги в строительство гостиниц.

Через несколько лет сменилась власть, начался передел рынка. На завод стала ломиться сначала братва, потом прокуратура, потом администрация, но Черных не собирался отдавать производство. Ему объявили войну.

Строительство жилого комплекса, где Черных получил неслыханно выгодный подряд на установку окон, остановили, под видом проверки бригаду рабочих посадили в воронок и отвезли в отделение полиции, где заставили писать объяснительные, как они докатились до такой жизни. Охранник ничего предпринять не смог, силы были не равны, песочницу разорили.

Пока Черных ехал выручать бригаду, в офисе появились судебные приставы. Офис опечатали, поставили у ворот охрану, ключи забрали. Печать предприятия и учредительные документы были у Владимира Ивановича с собой в портфеле, это и обострило ситуацию.

В отделении полиции ему объяснили, что рабочие не имеют права заниматься установкой окон, потому что работа на высоте требует специальной подготовки. Владимир Иванович стукнул по столу кулаком и заорал на все отделение, что это полный бред, что полиция решать такие вопросы не имеет права, что есть архитектурный и другие надзоры за строительством. Его закрыли в обезьяннике за нападение на работников полиции. Просидев ночь под замком, Черных кое-что понял.

С этого дня он сменил тактику.

Наняв трех московских юристов, Владимир Иванович поставил перед ними задачу отбить свое производство у местной власти. Черных не знал, от кого исходил заказ. Пока он это выяснял, юристы составили исковые заявления в районную, городскую, краевую и генеральную прокуратуру. Жалоба от предпринимателя Черных поступила губернатору и представителю президента.

Враги действовали иначе.

В разгар всех этих событий однажды вечером Черных не застал в квартире жену и дочь.

В соответствии с законами криминальной драмы, на его мобильный поступил звонок с предложением обменять семью на учредительные документы с печатью фирмы. Владимир Иванович, не раздумывая, согласился.

Черных видел пару раз, как происходят подобные обмены в кино, но что нужно делать и как вести себя лично ему, в этой конкретной ситуации, чтобы спасти жену и дочь, он не имел представления. Походив из угла в угол по пустой и непривычно тихой квартире, он решил посоветоваться с подполковником полиции Иваном Николаевичем Зориным, у которого на контроле было дело предпринимателя Черных. В тот момент Владимир Иванович не думал ни о чем, кроме своих девчонок.