Эмиль Григорьевич Удодов, учитель истории, неодобрительно смотрел мне вслед, когда я дёрнул бегом дальше.
На мосту через канал Грибоедова, горячка прошла, чтобы отдохнуть, мне взбрело в голову спустится по ступеням к ледяной толще, поставил канистру, сесть на неё верхом, и сжать руки, чтобы отогреть их горловым дыханием.
Канал промёрз до дна, и превратился в испещрённую трещинами и лощинами ледяную глыбу. Лёд из-за вмёрзших пузырьков воздуха был матового цвета, чем-то напоминая каменное молоко. Если возникнет необходимость разглядеть дно, то бесполезно смотреть сквозь лёд. Потребуется заглянуть в трещины, среди них наверняка есть та, через которую проглядывается весь донный сор: камни, или, обломки металлоконструкций.
Глядя на замысловатый рисунок, составленный трещинами и трещинками мне вспомнились строки " … И повторится все, как встарь: Ночь ледяная рябь канала …". Интересно, что имел в виду Александр Александрович, под словами «ледяная рябь», – остывающие тёмные волны, когда вода действительно кажется ледяной, или уже замёрзшую, застывшую водную гладь, с ледяными барашками повторяющую волны.
Или может быть ночью, в свете газовых фонарей, даже ровный как стол, ледяной пласт, рябит в свете газовых фонарей? Повторяя колебания язычков горящего газа в потоках раскалённого воздуха?
Мне показалось, что Александр, имел в виду дрожание пламени. Огонь может танцевать и яркими сполохами бросать сквозь закопчённые фонарные стёкла, замысловатые повторяющие движение волн тени. Сейчас, в окрестностях канала Грибоедова, газовых фонарей больше нет. Но возможно если смотреть в молочную испещрённую поверхность глыбы, то там померещиться застывшее время, а в нём виртуальные газовые огоньки.
За движение времени на планете Земля, за смену дня и ночи, вопреки выкладкам астрофизиков, тоже отвечает Солнце. Солнце работает циклично, формируя, как правильно заметил Николай Кондратьев, «большие циклы конъюнктуры», и возможно канал Грибоедова, превращённый в глыбу, лишь следствие временного безвременье, период смены цикла. И вскоре, через несколько дней, когда Солнце, вернётся к нам в город, глыба, развалится на части, и будет рябить не только в свете газовых, но и под действием обычных натриевых фонарей.
Я отпил из канистры, съел сосульку, и решил двигаться дальше. Уже без энтузиазма, но и без горячки, не спеша, ступать в сторону Московского вокзала. Выбирая путь, полагаясь не на знание плана местности, а на интуицию. Спешить мне не куда, если даже заплутаю, возможно это и к лучшему.
Когда я прошёл довольно значительное расстояние, то резко оглянулся, люди похожие на поэтов Серебряного века, стояли около чугунной решётки и о чём-то горячо спорили. Я прокрался назад, и услышал лишь часть их диалога.
– … люди живут, игнорируя поэтические законы! – говорил один с кудрявыми бакенбардами на красном лице – Головной мозг, подчиняется вернее воспринимает высшую музыку рифм, но живёт по другим – спиралевидным законам экономики!
– Поэзия лечит душу! – отвечал ему гладколицый, с веснушками, мужчина лет сорока.
– И пускай! Но через определённые промежутки времени население послушно идёт на войну и умирает за жёлтый металл в банковской ячейке! Или за серое вещество в ячейке костной!
Кудрявый, был явно распалён спором, но его товарищ выглядел умиротворённо.
– Всё вокруг ячея – сказал он – Окна тоже ячея, – ячея рыбацкой, кирпичной сети.
