Корона и венец - страница 21
И вот со стороны зазвучала походная музыка.
Сюда из за города шли гвардейские части, поднятые засветло, чтобы успеть отскоблить бритвами до крови солдатские подбородки, начистить ваксой до зеркального блеска голенища сапог, отполировать лошадиным зубом белёные ремни амуниции, стряхнуть особым веничками последние пылинки с парадных мундиров.
Разноцветные – в новой форме – шеренги солдат подтянулись, выравнивая штыки, четче печатая шаг.
Преображенцы, семеновцы, измайловцы, солдаты Московского полка…
Открывал прохождение лейб-гвардии Преображенский полк, в честь его основателя – Петра Первого, назначали брюнетов или темных шатенов, по обязательно «с белым лицом».
Вот прошел батальон второго полк гвардии – Семеновского. Его сформировал когда-то любимец Франц Лефорт, носивший ярко-рыжий парик. И сто восемьдесят с гаком лет в семеновцы подбирали тоже только рыжих. Барабанщики шли первой шеренгой в голове батальонной колонны. Капельмейстер повернулся на полном ходу налево кругом, продолжая идти задом, взнес руку в белой перчатке, махнул, и в летнем воздухе грянул всей медью высеребренных труб и гремящих тарелок пышный Семеновский марш.
За ними – представители Павловского полка – в нем службу нести полагалось только блондинам и только курносым – как у государя-основателя – не было в России недостатка в таких новобранцах. От чего все солдаты выглядели на одно лицо, все похожи, как родные братья, так что бывало обыватель – завидя марширующую роту странных близнецов суеверно крестился: тьфу, пропасть – наваждение этакое!..
Финляндский гвардейский пехотный полк. Была в его неторопливом марше неожиданная легкость: четко били подошвы, но не вдавливались каблуки в мостовую. Оркестр играл не особо громко, задорную, веселую мелодию, сочиненную в прошлом веке офицером полка, ставшим потом художником.
То ли дело, то ли дело егеря, Егеря, егеря!
Георгий наблюдая из ложи павильона – пока в задних комнатах убирали к торжеству Елену, вспомнил рассказ что в старые годы полк назывался егерским, а егеря предназначались для действий в рассыпном строю – и от них требовались быстрота и легкость на ногу.
И хоть времена изменились традиции бережно сохранялись: в них сила армии, уважение к прадедам, желание быть не хуже. Гурко прав – британцы стали так сильны во многом именно оттого что не гнались бездумно за новизной.
Замыкающим прошла отдельная сводная рота сверхсрочных фельдфебелей в шевронах и, медалях «За беспорочную службу» – богатыри саженного роста, представители восьми гвардейских полков, квартировавших в Петербурге и двух московских.
За пехотой выехала группа всадников – впереди с обнаженной саблей, высясь на могучем вороном коне как памятник самому себе командующий кавалерией великий князь Николай Николаевич. Георгий улыбнулся – дядю солдаты прозвали отчего то «Лукавый», и каждый день по вечерам заканчивали пение молитвы просьбой Всевышнему: «Избави нас от Лукавого». Дядя возглавлял прохождение конницы.
Что-то блеснуло золотом. Хор трубачей грянул медью, широко развернув фронт эскадронов, шли мерным шагом гнедые лошади под красными вальтрапами с серебряной окантовкой и гвардейскими звездами. В седлах – усатые богатыри в белых мундирах, в нестерпимо горевших на солнце медных кирасах и касках с серебряными двуглавыми орлами, развевались красно-белые вымпелы на пиках в передних шеренгах.