– Красиво. А потом, на новом месте ты тоже чувствовал себя одиноким.
– Бывало.
– И ты снова садился на байк, и ехал дальше?
– Да.
– Грустная картина у тебя получается.
– Возможно, но эта была моя жизнь, и другой у меня не было.
– А теперь?
– Теперь я встретил тебя.
– И теперь тебя никогда не одолеет тоска. Я ей не позволю.
– А поехали к реке, там сейчас хорошо.
Они сели на байк. Он взревел, и, разрывая светом тьму, помчался к реке. Степь неслась на, встречу, мелькали столбы, и только небо, звёздное небо оставалось недвижным.
Лешка допил сивуху, сел в трактор. Трактор затарахтел, качнулся и покатил в станицу.
Она прижималась к нему, врастая в него, сливаясь с ним, как сливаются две реки в одну. А он чувствовал, как бьётся её сердце. Нежное и хрупкое, он словно держал его в руках, а оно билось, согревая его ладони. Байк слегка наклонился, входя в поворот. Яркий свет ударил по глазам. Подпрыгивая на кочках как футбольный мяч, трактор выкатился на встречную полосу.
Два небольших обелиска бок о бок стоят у дороги, окружённые полевыми цветами.
В комнате было темно. Изредка шуршало свежее постельное белье. Она спала. Закинув голову, слегка приоткрыв рот. Он лежал и глубоко мысленно смотрел в потолок. Мерно тикали часы. Показывая второй час. Тишина одиноко, тянулась по комнате, не давая ему уснуть. Он смотрит на жену, Светлая мысль проскальзывает у него по лицу. И вырывается наружу.
– Маша… Маш.
– Чего тебе?
– Я люблю тебя.
– Ты мой котик. И я тебя люблю. Спи.
– Не, могу.
– Почему?
– Я очень люблю тебя.
– Ты мой хороший, иди ко мне. Давай закрывай глазки. Спи.
– А вдруг я проснусь, а тебя не будет?
– Да куда ж я денусь? Дурачок ты мой. Спи не бойся.
Некоторое время он лежит спокойно и даже пытается уснуть. Но сон нейдёт. Он поворачивается к жене.
– Маш.
– Что, солнышко?
– А если я разлюблю тебя.
– Да, что ж такое. Что ж ты мне покоя то не даёшь?
– Прости Маш, я больше не буду.
– Вот и хорошо вот и засыпай, мой ты, хороший.
Он отворачивается и честно закрывает глаза. Часы тикают так, что, кажется, если они сейчас остановятся, он умрёт.
– Маш.
– Да…
– Знаешь, я тебя так люблю, что, кажется, сейчас же умру.
– Господи ж ты мой. Да за что ж мне такое наказание. Что ж ты меня мучаешь. Мне вставать в шесть утра. Да спи ты уже давай
Некоторое время стоит тишина. Потом раздаётся виноватый голос мужа.
– Маша.
– Чего ещё?
– Прости, что я тебя разбудил.
– Да простила уже все. Хватит.
– Не буду больше.
– Вот и умница.
Опять тишина. Он успокаивается и снова смотрит в потолок. Сквозняк колышет занавеску. Она качается, не давая ему сосредоточиться.
– Маша.
– Твою мать. Да заткнёшься ты сегодня или нет?
– А что ты сразу злишься?
– Ё-п-р-с-т. Он ещё спрашивает. Да ты мне полчаса покоя не даёшь. Я весь день завтра как мумия буду ходить, С большими кругами под глазами. Сослуживцы будут острить на тему, почему я всю ночь не спала? Им и не в домёк, что мой милый всю ночь трындел мне на ухо о своей любви.
– А что разве плохо, что я тебя люблю?
– Нет, конечно, не плохо, только лучше бы ты делал это молча.
Она отвернулась. Он посмотрел на изгибы её тела, скользящие сверху вниз и округляющиеся в области бёдер и прошептал.
– Маш?
– А…
– А ты хочешь?
– Что…
– Ночь любви.
– Господи… Ты, что хочешь?
– Ну, да.
– Твою, налево. Ну, что с тобой делать? – Она повернулась к нему. – Давай уже, только быстро.
– Маш. А как ты хочешь.
– Да, как ни-будь, уже, давай. Наказание ты моё.
