Читать онлайн Геннадий Александровский - Странник по жизни (сборник)

I. Из цикла «Размышления»

Ночь в городе

Я прохожу по улицам пустынным

В полночный час, когда все люди спят.

А фонари таинственно и длинно

Построились в один пунктирный ряд.

Я прохожу по скверу по ночному.

Густые тени расстелили сеть.

И кажется, что завтра по-иному

Я мог бы о прошедшем не жалеть.

А звёздный блеск и шорох листопада,

Как молния и как оглохший гром.

Я ухожу. Полночная прохлада

Мне говорит о чём-то дорогом.

1947

Памяти матери

Я старею. Правда, незаметно.

И в душе по-прежнему я юн.

Лишь неумолимая примета

В волосах печать кладёт свою.

Иногда в раздумии глубоком

Я к тебе приблизиться хочу,

Чтобы в полусвете спящих окон

Прислониться к твоему плечу.

Чтобы успокоила меня ты,

Тёплой лаской силы придала.

Неужели ты со мной когда-то,

Словно чудо, рядышком жила?

1949

О матери

Я сегодня узнал из газет,

Что вождю уже семьдесят лет,

Что он – гений по всей земле,

Что он спрятан от нас в Кремле.

Я хотел бы встретиться с ним

Без свидетелей, с ним одним,

Осмелеть и вопрос задать:

«Кто убил мою мать?

Кто на склоне февральского дня

Оторвал её от меня?

И увёз. И сгноил в лагерях,

Породив в моей жизни страх.»

Не один отгорит рассвет —

Не дождусь от него ответ.

1949

«Диплом в кармане – слава богу!…»

Диплом в кармане – слава богу!

Прощай, Магнитка! В добрый час!

Швыряет в новую дорогу

Меня судьба в который раз.

Я уложу свои манатки

В фанерный чёрный чемодан.

Без сожалений и оглядки

Дороге дань опять отдам.

И лишь потом, когда забуду

Страсть к переменам и езде,

Я о Магнитке помнить буду,

Как о немеркнущей звезде.

1950

Не придёт

В сумерках, пьянящих, как хмельное,

Небо даже опустилось ниже.

Никогда уж больше не увижу

Я лицо знакомое, родное.

Я уеду в голубые дали,

Здесь оставив молодость лихую.

И, уже прощаясь, на вокзале

Добрых твоих рук не поцелую.

Не придешь к отъезду в неизвестность.

Не прольешь нечаянные слёзы.

Только уплывающая местность

Мне кивнет в вагон листвой берёзы.

1950

«Мне больно от своих бессилий…»

Мне больно от своих бессилий.

Вот говорят: есть тема – труд.

Я пробовал. Не выходили.

Стихи на подвиг не зовут.

Меня Есенин, Блок и Брюсов

Разворовали по частям.

Стал превращать в поэзомусор

Свои стихи назло вождям.

И, не мечтая о награде —

На что мне звяконь орденов?

Шепчу я чувствами в тетради

В угаре искренних стихов.

1951

«Мне говорят: хвали высотный дом…»

Мне говорят: хвали высотный дом,

Канал на Волге, лесонасажденья.

А я молчу. Ну что же толку в том,

Что я совру, попав под настроенье.

Ведь если б я пленился красотой

И грандиозностью великих строек,

То и тогда бы ни одной строкой

Редакции любые не устроил.

Мои стихи, как камерный оркестр,

Как тайна непорочного зачатья.

Для них в печати прочно места нет,

Поскольку искренность не для печати.

1952

День рождения

Мне – двадцать девять.

Я уж не пацан.

Стал сдержан, вежлив

И порой задумчив.

На каждый день

Я составляю план,

Чтобы прожить его

Значительней и лучше.

Чтоб в каждом дне

Была иная новь.

Чтоб помыслы

Свершалися благие.

Но всё равно,

Из ношеных штанов

Никак не вылезу —

Нет денег на другие.

1957

«В пространстве вечном…»

В пространстве вечном

Жизнь – всего лишь вспышка.

Зачем грустить о ней нам и жалеть?

Ведь всё равно бессмертного излишка

Нам не дано. И лучше не иметь.

Зачем нужна затянутая старость,

Когда от дел не пухнет голова,

Когда давно все сказаны слова,

И сердце жжёт проклятая усталость?

1957

«Сын пришёл домой…»

Сын пришёл домой

Грязнее осени.

Я беру ремень и…

Что вы – нет.

Бить не стал.

Мне тоже было восемь

Босоногих и беспечных лет.

Приходил домой и я

Чернее ночи,

Рваные штаны,

На лбу синяк.

Мать меня ругала,

Но не очень.

Видно, вспоминала

Про себя.

1957

На вокзале

Я давно не снимался с места

И оброс домашним покоем.

Только сердцу в груди – что такое? —

Очень часто становится тесно.

Чтоб развеять шальную тревогу,

Иногда прихожу на вокзал я,

Прохожу по вместительным залам

И с перрона смотрю на дорогу.

Здесь движением всё отмечено.

Здесь прощаются и встречаются.

Может быть, наша жизнь заключается

В этом движении вечном?

И порою мне хочется очень,

Вспомнив жизни своей весну,

Сесть в вагон и махнуть, между прочим,

На какую-нибудь целину.

1958

«В юности всё понятно…»

В юности всё понятно:

За тысячи миль езжай.

На картах цветные пятна

Зовут в неведомый край.

Но к тридцати, успокоясь,

Нас тишина манит.

Но почему этот поезд

Чувства тревожит мои?

1958

«Это всё уже было и скрылось…»

Это всё уже было и скрылось:

Вязь дорог, перебранка колёс.

Но зачем же, скажите на милость,

Меня снова зовёт тепловоз?

Налетел неожиданно, свистнул.

Под откосом качнулась трава.

И умчался в восход золотистый

Быстроногий стальной караван.

Ярче вспыхнули блики на рельсах.

Быстро таял прозрачный дымок.

Я бы тоже далеким рейсом

В этом поезде ехать мог.

Ехать, ехать мечте навстречу,

Для свершенья великих дел.

Но держали меня за плечи

Будни в мелочной суете.

Только эти цепи не крепки.

Я порву их и утром одним

Из-под низко опущенной кепки

Улыбнусь на прощанье родным.

Улыбнусь и умчусь. И за мною

Будут долго бежать провода.

Голова моя светит весною,

С моим возрастом не в ладах.

1958

«В окно влетает утро, не спеша…»

В окно влетает утро, не спеша.

Будильник кукарекнул шестичасный.

И день начался, размешав

На горизонте голубое с красным.

Пора вставать, включаться в общий ритм.

Ведь жизнь не будет ждать тебя, лентяя.

Умывшись соком ягодной зари,

Я новый день с улыбкою встречаю.

1958

«Штормит, но катер смело…»

Штормит, но катер смело

Сквозь брызги мчит вперёд.

А волны очумело

Бегут наоборот.

А мне и жуть, и любо

Встречать волну лицом.

Обветренные губы

Облизывают соль.

И кажется, что ныне

Ещё запрошлый век,

А я на бригантине

Преследую корвет.

Что громко рвутся ядра

И паруса хрипят.

Мои пираты рядом

Кого-то матерят.

Но тих и мирен берег.

Бессвязен чаек спор.

Ну кто бы мог поверить,

Что в сердце моём шторм!

Ялта. 1962

«На синей морде неба…»

На синей морде неба

Красные губы зари.

Луна, как краюшка хлеба,

О чём-то мне говорит.

Повесили сети веток

Ивы на берегу,

И ловят остатки света

Травы густые в лугу.

В такой замечательный вечер

Сбежать бы к реке босиком,

Чтоб ветер хватал за плечи

Резвящимся дураком.

Чтоб ноги из трав-капканов

Выдергивать, напрягшись.

И чтобы понять: как рано

Мы входим во взрослую жизнь.

1964

Москва – Сокольники

Дорога мне родная улица,

На которой я жил и рос,

Где сейчас всё ещё сутулится

Дом наш старый, как Дед Мороз.

Скоро-скоро сломают стены.

Будет новый этажиться дом.

Но от этой большой перемены

Будет пусто в сердце моём.

Будет не за что ухватиться

Моей памяти в прошлых днях.

Годы, годы, вы, словно птицы,

Покидаете все меня.

Потому дорога мне улица,

На которой я жил и рос,

Где ещё хоть кряхтит, но трудится

Дом мой старый, как Дед Мороз.

Москва. 1969

Возвращение

Сколько лет я не мог вернуться.

Но однажды приехал. И вот

Прохожу по старинной улице

Мимо серых кривых ворот.

Прохожу, мрачным чувством влекомый,

Но во двор не могу зайти.

Там на месте старого дома

Новый дом начинает расти.

Словно что-то из жизни взято.

Грустно видеть, как тает след.

Детство, словно лишние пятна,

Вытирается тряпкой лет.

Я весь день проходил по улице

И в раздумии хмурил взгляды.

Сердце бедное, не волнуйся,

Это всё так и надо.

Москва. 1969

«Устал я притворяться…»

Устал я притворяться,

Что жизнь меня влечёт,

Что я хочу смеяться,

А не наоборот.

Устал встречать рассветы

И стыть под снегопад.

Устал я слать приветы

Впопад и невпопад.

Устал ругать работу.

В рот капли не беру.

Со мной случилось что-то,

А что – не разберу.

А, может статься, люди,

Уйти мне от стихий.

Ведь всё равно не будут

Читать мои стихи.

Моё забудут имя,

Что жил на свете зря.

И для других поднимет

Свой алый флаг заря.

Заря иной надежды,

Иного бытия.

А что там было прежде —

Им не отвечу я.

1970

«Шёл я поздно. Фонари горели…»

Шёл я поздно. Фонари горели.

Падал снег, танцуя на весу.

Тополя от холода скрипели.

Улица готовилась ко сну.

И совсем нежданно и случайно

Я увидел в свете фонаря:

Сыпалась с небес на землю тайна,

Яркими алмазами горя.

Словно вдруг перевернув страницу,

Я попал в мир сказки и мечты.

Будто я поймал перо жар-птицы

Небывалой, чудной красоты.

Я забыл заботы и печали,

Что наутро снова – труд и бой.

А алмазы сыпались, встречая

Снежные ладони мостовой.

1973

«Сидеть в квартире нет резону…»

Сидеть в квартире нет резону

В разгаре выходного дня.

Ушла куда-то к горизонту

Узкоколейная лыжня.

Обуйся в лыжи, палки – в руки

И, споря с ветром, убегай

Туда, где убивают скуку

Снегов крутые берега.

Я замираю в быстром беге

И ожиданием томлюсь,

Что на лыжне-узкоколейке

Вдруг прямо в детство возвращусь.

Вот голова моя дурная —

Всё перепутал, переврал.

И, кверху ноги задирая,

Упал в сугроб и заорал.

А что я думал? Что вернётся

Назад ушедшее давно?

Моя спина уже не гнётся.

И взгляд не остр. И лет полно.

Пора на основаньи КЗОТа

На пенсию услать меня.

Ушла куда-то к горизонту

Узкоколейная лыжня.

1973

«Ах, запись старая! Пластинка…»

Ах, запись старая! Пластинка

Стучит на стыках, но поёт.

И пахнет розовой старинкой,

И в сердце вновь переворот.

Ах, танго, нежное такое!

Напомнило мне юность вновь,

Луну над спящею рекою

И первую мою любовь.

А голос бархатный и томный

За душу грешную берёт.

Так в комнате пустой и тёмной

Мне Козин о себе поёт.

Я погружаюсь без остатка

В твои наивные слова.

Как хорошо, что в жизни краткой

Нам песня старая – нова!

1973

В день рождения

На работе – смешное дело —

Подчинённые по весне

Вдруг сложились и неумело

Подарили подарок мне.

Вот какие смешные вы, черти.

Не нужны мне ваши дары.

Вы мне так, на словах поверьте,

Что наш город – хуже дыры.

Но здесь тлеть мне недолго осталось,

Полнить крохами дни суеты.

Вот уже поднимает парус

Каравелла моей мечты.

Я ко всем испытаньям готовый.

И однажды, на мостик взойдя,

Дам команду: «Отдать швартовы!»

И умчусь на закате дня.

Я корнями даров не спутан,

Уплыву, всех врагов разозля,

Чтоб когда-нибудь ясным утром

Крикнуть радостно: «Здравствуй, Земля!»

1973

«Надоело. Такие тяжести…»

Надоело. Такие тяжести

И на сердце, и в голове.

Отпустите меня, пожалуйста,

Отдохнуть в голубой синеве.

Побродить босиком по лугу.

Надышаться настоем трав.

Под черёмуховую вьюгу

Поваляться, ноги задрав.

Не родиться ребенком заново.

Я прикован цепями труда.

Лишь жаднее судьбы моей зарево

Жрёт оставшиеся года.

Я забыл все былые шалости.

И слезам ты моим не верь.

Отпустите меня, пожалуйста,

Отдохнуть в голубой синеве!

1973

«Перебирая свой архив бумажный…»

Перебирая свой архив бумажный,

Я обнаружил старую тетрадь.

Давным-давно я рыцарем отважным

Поэзию пытался штурмовать.

Был смел я и самонадеян.

Кричал «Ура!» и лез на бастион.

Меня влекла безумная затея

Коснуться поэтических знамён.

Но время всё поставило на место.

В стихах то перелёт, то недолёт.

Читать их никому не интересно.

Я не поэт. Я просто рифмоплёт.

Я был сражён и сам оставил поле,

Где пот и кровь бездарно пролились.

А годы шли. Я стал иным доволен.

Другие чувства и другая жизнь.

Но, чёрт возьми! Опять воспоминанья.

Я не читаю – помню наизусть.

Как будто я вернулся из скитаний,

Из тех краёв, где есть любовь и грусть.

И сам себе я говорю: неважно,

Что стал не тем, кем так хотелось стать.

Будь счастлив, что пришлось, хотя б однажды

Поэзию, как крепость, штурмовать.

1974

«Уходит день. Закат пылает…»

Уходит день. Закат пылает.

Оторван лист календаря.

Наверное, никто не знает,

Что я сегодня прожил зря.

Обычный день, осенний, мокрый,

Слетают листья с тополей,

И по траве с оттенком охры

Пасет их ветер-прохиндей.

Всё, что задумал, – не успелось.

Всё, что хотел, – не завершил.

Телега жизни проскрипела,

Одолевая виражи.

Вперед

Читать онлайн Геннадий Александровский - Странник по жизни (сборник)

Похожие книги