шум и гул метели; метёт, метёт…
вой поездов ночью —
как воды ржавь как вмёрзшие в лёд
и не проросшие древесные почки
в моих же почках – вода, вода,
всё течёт и течёт трясиной,
и под вой поездов в полустанки и города
в пляске витта святого трясусь на ветру осиной.
рыси, волки в моих дремучих лесах,
в моих волосах спутанных, в снах тревожных;
как песенка сына мясо солдата в промёрзших часах,
в глухой темноте таёжной.
в преддверии мрака двери —
скользость и слизь:
не закрываются, только танцуют в петлях;
все дорожки петельки петли все разошлись
в вечерний сумрак рысий снегов и елей,
в канавы в ржавые ванны в стоячий мрак городов;
затопило, нечем дышать в нечистой постели…
рот заштопан берёзкой, выдут ветрами рот;
как осина, как мясо солдата кружусь в метели.
лохмотьями кожа, нищее платье моё,
пляшет в снегу, от тела пляшет отдельно.
танцует смешно и весело;
в хлебнувшие ржавой воды оконные щели суют елдаки
деревья,
в грязные рты, заполненные едой,
прорастает сосок матери, хохочущей, древней
и под гулом метели деревни слюнявой губой
сладко рыгают в другие слепые деревни.
мясо солдата в часах разлетается в клочья, растёт,
проникает в ночь, как любовник в спящее лоно;
прибывает вода, бубоном вздувается лёд
под мышками города; дети лепечут сонно;
пляшет солдат на часах, саблей браво вскрывает живот,
и летят во все стороны струпы гноящейся плоти;
и в снегах и метелях город плывёт и плывёт,
и солдат продолжат рубить, и колоть, и колоть, и…
