Корявое дерево - страница 16

Стоя над ним, я делаю глубокий вдох и готовлюсь к тому, что мне может сейчас открыться. Я касаюсь пальцами его спины на уровне плеча жестом, который, как я надеюсь, выглядит со стороны так, словно я даю ему понять, чтобы он встал. В мое сознание потоком вливаются его мысли и чувства. Чувство вины, любовь, печаль – затем эмоции иного порядка: горечь, ревность и ненависть. Как человек может вмещать в себя столько доброты и в то же время нести в душе такой заряд злобы? Я в нерешительности застываю. Ничто не говорит, что у него есть намерение причинить мне вред, но что-то с ним не так.

Парень смотрит на меня с надеждой, стуча зубами от холода. Гэндальф опять лает, и я без особой охоты пожимаю плечами:

– Ладно, пойдем, вставай, пока ты не замерз здесь насмерть.

Он поспешно хватает свои сумку и спальный мешок и вслед за мной поднимается по ступенькам крыльца и заходит в дом. Я закрываю за нами дверь, потом встаю на колени и чешу пса между ушами. Держа его голову, я всматриваюсь в глаза. Что же я делаю, Гэндальф? Я совершенно не знаю этого парня, и потом, он ведь вломился в дом моей бабушки. В дом моей умершей бабушки.

Гэндальф улыбается – у этого пса такая морда, которая улыбается всегда, – и так неистово виляет хвостом, что кажется, еще немного, и его хвост может отвалиться. Я с удивлением смотрю на то, как он садится у ног парня и смотрит ему в лицо. Тот с улыбкой гладит пса, и во мне снова поднимается гнев.

– Это только на ночь, – говорю я.

– Спасибо. Я не буду вам мешать. – Он протягивает мне руку: – Меня зовут Стиг.

– Марта.

Видимо, поняв, что я не в настроении для церемониала знакомства, он убирает обе руки за спину, сжимает их в замок и смущенно улыбается, демонстрируя две безупречные ямочки на щеках. Глядя на то, как парень при этом покачивается с пяток на носки, я думаю, что он вполне мог бы быть дворянином из другого времени, а не парнишкой-готом из двадцать первого века.

Карман моей куртки начинает вибрировать. Должно быть, я забыла выключить будильник. Я смотрю на экран мобильника и удивленно моргаю: восемь часов утра! Но в Норвегии сейчас на час позже, иными словами, здесь уже девять часов. Но что это за утро, если за окнами кромешная тьма?

Стиг, похоже, прочел мои мысли: – До рассвета еще примерно час.

Я смотрю на темное окно кухни. Теперь уже нет смысла спать. Лучше прибраться. Я ставлю на пол еду и воду для Гэндальфа, затем начинаю мыть посуду, игнорируя настойчивые предложения Стига мне помочь. Закончив с посудой, я хватаю стул, стоящий слева от меня, чтобы сесть, но неправильно оцениваю расстояние до него и плюхаюсь неуклюже, едва-едва не сев мимо.

Стиг протягивает мне руку:

– Вы не… О…

Я сердито смотрю на него, чувствуя, как от неловкости к моему лицу прилила кровь.

Он вскидывает руки и быстро отступает назад.

– Простите, простите!

То, как он это говорит, напоминает мне парней на пароме. Я опираюсь подбородком на сложенные руки, гадая, может ли ситуация стать еще хуже.

Стиг в замешательстве.

– Может быть, сварить вам кофе?

Моя голова так раскалывается, словно я не спала несколько дней. Я едва заметно киваю, потом тру виски. Звук кипящей в кастрюльке воды производит впечатление до странности будничное. Полагаю, мне нет нужды говорить ему, где что лежит. Я смотрю на него и вижу, как он, выдвинув из буфета ящик, достает оттуда чайную ложку. Вид у него такой, будто он здесь у себя дома, и это вызывает у меня еще большее раздражение. Он ложкой высыпает в кастрюльку молотый кофе, но до этого не разбивает в него яйцо, как это всегда делала Мормор. Прокипятив кофе несколько минут, он процеживает его через металлическое ситечко, лежащее на глиняном горшке.