Ростислав отложил мысли о делах с Кари в сторону. Кроме него, есть заботы и о других, которые также способствуют исполнению его личных планов. Во всяком конструкторе множество деталей, и собираются они не сразу.
Неспешно курсируя по улицам и улочкам вверенного ему района, Ростислав твердо решил в ближайшее время пересесть из легковушки на внедорожник. Словом – ужас – дороги не описать, но и жаловаться тоже некому. Экономия на укладке асфальта происходила непосредственно с его молчаливого согласия. Дорога – кормилица. Просто для каждого по-своему. Грех жаловаться, что она вся в заплатках и трещинах – внедорожникам и автобусам они не страшны, а среднего класса в стране не существует.
«Решено, к следующей зиме беру джип. Как у Кари, такой же».
На самом подъезде к зданию окружной администрации в голову политику пришел призрак вчерашнего пьяного вожделения к молоденькой официантке Светочке. Не симпатии, а именно желания. Последние месяцы, с тех пор, как он впервые ее заметил, она стала вырастать перед ним чем-то вроде памятника его редким слабостям, постоянным о них напоминанием, который приравнивал Ростислава ко всем другим, и убивал чувство собственной исключительности. Тут все просто: он понимал, что абсолютно безразличен молодой девушке. Он был безразличен абсолютно всем, кому не было от него что-то нужно, но относился к этому никак. А безразличие девчонки, которая легко могла бы быть его дочерью, буквально тыкало его лицом в эту данность от имени всех остальных. Подобное положение дел вызывало не грусть, но желание поквитаться. И сделать это возможно только одним способом. Круг замыкался. А ведь по-хорошему лишь сам Ростислав имеет право быть безразличным к тем от кого ему ничего не нужно.
Как бы подскочила самооценка студентки Светочки, представь она себе хоть на миг, в какую интригу угодила, ни секунды того не желая.
***
– Натали! Найди-ка мне Виталия Леонтьевича!
– Хорошо!
Между кабинетом Ростислава и закутком его секретарши функционировала внутренняя телефонная связь, но какой здравомыслящий человек откажет себе в удовольствии лишний раз покричать?
Виталий Леонтьевич материализовался перед глазами Ростислава не более, чем через две минуты после объявления в розыск. Пожилой, потрепанный, с ленивым пузом – это он первым толкал речь на открытии новой, практически нанотехнологичной детской площадки.
– Искал?
– А ты прятался?
– Как самочувствие?
– Лучше не спрашивай!
Рты у обоих растянулись в загадочной полуулыбке, а под глазами отчетливо свесились серо-зеленые мешки – следы праздной жизни.
– Сегодня сверху упала задача! Считай, городского масштаба! – прокряхтел Ростислав.
– Может за обедом расскажешь? – Виталий Леонтьевич предлагал, но не настаивал. Хоть он и был на много лет старше своего собеседника, хоть между собой они и переходили на ты, он никогда не переступал ясную им обоим грань обходительности. А Ростислав в свою очередь никогда не снижал планку превосходства и некоторой надменности. Нелегко Виталию приходилось лишь тогда, когда его более важный соратник совсем забывал об уважении. Тогда седой мог даже покраснеть. Покраснеть, но ни в коем случае не взбунтоваться – каждый сверчок знай свой шесток. И Виталий свой знал, и даже мечтать не собирался о лучшем.
– Я недавно ел. Садись.
Пожилой покорился. Он грузно привалился на ближайший стул, и окинул своего хозяина собачьим, как у мопса, взглядом. За годы плотного сотрудничества политики образовали идеальный друг для друга симбиоз, хотя сами об этом не договаривались. Классический симбиоз – это соединение паразит-хозяин. Они же оба были паразитами. По крайней мере в самых честных мыслях о себе первый признавался, что он только передает распоряжения и придумывает планы, а всю черновую работу выполняет второй; второй же совершенно точно понимал, что безголовое усердие, не имея в руководстве столь грамотного стратега и выдумщика, как первый, в ином случае могло быть полезным разве только на каком-нибудь складе при вождении рохли между полок с чужими богатствами. К счастью, жизнь не терпит сослагательных наклонений. Поэтому союз, по сути, лени и глупости хитро гнул свою линию сначала на уровне двора, потом муниципалитета, района, а сейчас положил глаз на целый город, со стороны выдавая себя за союз ума и усердия.
