Тяжело дыша, я опустился на пол и разглядел, что это не куча тряпок, а человеческое тело. Женщина! Или девочка. В темноте не разобрать.
– Ты посмотри! Посмотри, какая красота! – это был скрипучий голос коротышки.
Оливий… я запомнил его имя… Он пришёл из глубины подвала. У него в руке болталась закопчённая лампа, и в ней трепыхался огонёк. И откуда малиновый коротышка там взялся?
Он подошёл, поставил лампу между мной и телом. От запаха гари и керосина стало нечем дышать.
– Ты смотри! Лицо изрезано! Красиво? – Оливий, прыская смехом, повернул тело лицом вверх.
Девушка. Совсем молодая, худенькая. Из дыр в куртке торчал пух, окрашенный кровью.
– Какая погань это сделала с человеком? – не удержался я. – Ты?
– Я?! – возмущённо гаркнул малиновый карлик. – Твои братья это сделали! Грязные бомжи! Это всё такие, как ты!
Он поднял её белую, еще не окоченевшую руку и помахал мне:
– А знаешь! Я могу её оживить. Наверняка всё получится. Она оживёт и станет мне дочерью. Но это всего лишь тело, а мне нужна душа… Где бы мне взять душу?
Я не стал ему ничего подсказывать. Ох, замучил меня этот коротышка хуже моей подагры. Я кое-как выбрался из подвала и пошёл по морозу искать другое место.
На душе было неспокойно. Я думал про убитую девушку. Кто с ней так жестоко? Правда, что ли, такие же бездомные, как я? Или врал бес?
Он смотрел на её раны и говорил: «Красиво!» Чего же там красивого?
Ночь я провёл в помещении, где стоят банкоматы. Спал у батареи. А утром меня оттуда прогнали пинками, наградили «комплиментами»: «Живой, а воняешь так, будто давно протух!»
Ударили в спину и бросили меня в сугроб. Такова была плата за ночлежку в отделении банка. Я знал, на что шёл.
К слову, в бане я был совсем недавно… Да, мы, бездомные, тоже иногда моемся. Но зимой одежду не постираешь, переодеться не во что, да и сушить негде. Вот и таскаешь с собой вонищу. Сам-то давно принюхался, а люди шарахаются.
* * *
От храмов нищих не гонят, но прихожане обычно деньги дают с неохотой. За целый день только на батон хлеба наберёшь. Я побираюсь у столовки автовокзала. Там можно получить по горбу от охранников, но иной раз люди дадут денег, булочку купят, а бывает, целым обедом накормят.
Там я встретил своего знакомого Тёму. Сразу не узнал его: он густо зарос. Тёма всё время болел. Удивительно, что жив до сих пор.
Мне от него кое-что было надо. Я уже примелькался, где только мог, меня отовсюду гнали, и каждый раз приходилось искать ночлег. И ещё я не хотел спать один, ведь где бы ни заснул, везде меня доставал жуткий острозубый карлик. Из-за него я стал бояться темноты.
– У меня такое место, что ты ахнешь! – пообещал Тёма. – Ты мне с деньгами помоги, а я тебя к себе пущу.
Я купил ему поесть. Он взял с меня обещание никому не рассказывать про это место, привёл к старой котельной и показал люк в земле. Под ним оказалось просторное «жилище». Там были настелены матрасы, одеяла и даже имелись подушки. На стенах лампы. Трубы огненные – можно еду согреть.
Тёма напевал песни, которые часто крутили на вокзале. Слов он не помнил и додумывал свои. Я лежал на матрасе, листал книжку, которую нашёл в мусорном баке. Читать я когда-то сам выучился. В той книге кто-то кого-то любил, страдал… Ничего из этого понятным для меня не было.
– Туши свет, спать будем! – велел Тёма.
Я бросил книжку и погасил лампы, быстро уснул. И так же резко проснулся. Мой товарищ дёргал меня за ногу. Он не мог произнести ни слова, но, казалось, своими хрипами умолял помочь.
