– А ты не обнаглел, случаем? Маску нацепил, и можно старшим грубить? Или рожи своей стесняешься?
Я пытался рассмотреть глаза пацана в дырках маски, но их было не видно.
– Красоты не стесняются! Можешь посмотреть, если так интересно! – ответил коротышка, и это был уже не детский голос, а хриплый, почти стариковский.
Он скинул капюшон и сорвал маску. Это оказался не ребёнок, а карлик. И его лицо было настолько уродливое, что он не походил на человека! Скорее уж на хищную рыбу.
Кожа в свете фонаря казалась ярко-розовой. Глаза жёлтые и выпуклые. Зубы как у пираньи.
– Да кто ты такой?! – вскрикнул я.
– А-а-а! И это тебе надо знать? – говорил человек-рыба, топая башмаками. – Хочешь, чтобы я сказал тебе своё имя? И что ты мне отдашь за этот секрет? Ухо? Глазик? А может, язык?
Он подступал ко мне всё ближе и ближе.
– Да пошёл ты! – ответил я, ударил ключом по замку и нырнул за железную дверь.
Этот карлик напугал меня не на шутку. Сердце нервно билось, горло пересохло.
А тот уродец скрёбся в дверь и гоготал. Давился смехом, прокашливался и снова гоготал:
– Ха-ха-ха! Ну куда ты? Ты же хотел узнать, кто я такой? Хочешь знать моё имя? Ну! Хочешь знать моё имя?!
Оливий
Записки бездомного по прозвищу Тихий
На двери подвала висел здоровый квадратный замок. Но в щели под дверью торчал узелок верёвочки. Потянув за него, я вытащил ключ. Каким надо быть простаком, чтобы прятать его рядом с дверью?
Хотя сторож мог быть и добряком, он понимал, как тяжело бездомным холодными ночами, и специально прятал ключи так, чтобы их нашли. Или же он просто глуп. В любом случае, я был ему благодарен.
Для кого подвал, а для меня хоромы! Там, внизу, были тёплые трубы, деревянные поддоны, на которые я постелил одну из своих курток. Был там и свет – лампа на двух проводах. Как раз то, что мне нужно!
Я раскрыл свой брезентовый рюкзак, куда помещалось всё моё имущество. Раскрутил патрон лампочки, оголил провода и подключил к ним свой кипятильник. Он у меня не с вилкой, а с двумя прищепками, как раз для таких целей.
Совсем немного возни, и я вскипятил воду в маленькой кастрюльке. Достал из рюкзака гранёный стакан и заварочные пакетики, уже бывавшие в кипятке и высушенные. Напиток получился бледноватый, но согревал не хуже крепкого чая.
Кастрюлю с остатками кипятка я накрыл тряпкой и положил сверху чёрствый ломоть хлеба, чтобы тот стал мягче. И ещё у меня было немного колбасы. Такой вышел ужин.
Я утолил голод, согрелся и был так доволен, что почти счастлив. Насколько может быть счастлив одинокий и бездомный человек, у которого к тому же больное колено.
Однако тем вечером вовсе не оно меня растревожило, а то, что я увидел, когда допил чай. В мутном стеклянном донышке моргнул знакомый жёлтый глаз, а в гранях заиграли отблески малиновой кожи.
Я уже видел этого коротышку. Он являлся мне, когда я лежал в тяжёлой горячке, во время которой мерещатся черти. Как раз за чёрта я его и принимал. Этот коротышка не похож на человека. Ну, две руки, две ноги, тело бочонком. Но голова! Совсем другая анатомия. Рыбий череп, обтянутый розовой кожей, зубы острые, как бритва, и глаза расположены криво: один задран до лба, другой почти на щеке. Одет он был и сам как нищий.
Малиновый коротышка приходил ко мне в знойном бреду, глядел на меня через дно стакана и не то посмеивался надо мной, не то был у него такой нервный кашель.
Коротышка со мной разговаривал, составлял мне компанию, пока я лежал в беспамятстве. Думал, если ко мне приходит малиновый чёрт, значит, мне скоро хана.
