Кошка и Токио - страница 20
– А кто это у нас пришел? – пьяно осклабился Кейта, тоже завидев Охаси.
– Джентльмены, могу я узнать, что здесь происходит? – обратился Охаси к Таке и Хори.
– Да вот просто собрались вместе, только и всего, – смущенно ответил Така.
– А тебе-то вообще что? – с издевкой спросил Кейта.
– Ну, это и мой дом тоже. К тому же я первым здесь поселился, – ответил Охаси. – И было бы неплохо, если бы вы относились к нему с некоторым уважением.
– «Мой дом», смотрите-ка! – фыркнул Кейта. – Ну, отколол! Ты просто топал мимо да наткнулся на брошенное здание. Эдак кто угодно может! Ишь, умник выискался! В розовой бандане, как у педика! Ведет себя так, будто король в огромном замке, а у самого в друзьях разве что глупая кошка!
Компания опять загудела низким рокочущим смехом. Даже Хори с Такой присоединились.
– И все же я был бы вам признателен, если бы вы соблюдали тишину. Если кто-то явится на шум и нас тут обнаружит, у нас будут проблемы. – И Охаси направился к своей капсуле.
– Да ладно тебе, Охаси! Лучше выпей с нами, – негромко сказал ему Хори.
– Нет, благодарю. Я очень устал.
Забравшись в ячейку, Охаси опустил занавесочку над входом и настроился было перечитывать давно залистанный экземпляр «Сестер Макиока»[23], невзирая на шум снаружи.
– Слышь, Охаси! – послышался вскоре голос Кейты.
Охаси опустил книгу и раздраженно уставился на занавеску. Если он ничего не ответит, глядишь, этот балбес от него отвяжется.
– Охаси!
– Что?
Кейта отдернул занавеску:
– Послушай, я извиняюсь. Не хотел тебе нагрубить. Вот, держи…
Кейта протянул ему щербатый стакан с прозрачной коричневатой жидкостью.
– Что это? – спросил Охаси, с подозрением вглядываясь в глумливую физиономию Кейты.
– Твой любимый пшеничный чай, – расплылся тот в улыбке. – Можешь выпить у себя, с книгой в руках, а можешь присоединиться к нашей беседе. Как хочешь. Я просто хотел помириться.
– Спасибо, Кейта. Очень любезно с твоей стороны. Пожалуй, я лучше выйду к вам.
Охаси выбрался из капсулы, взял у Кейты стакан с чаем, и вдвоем они вернулись к рассевшейся вокруг огня компании.
Хори тем временем пересказывал смешную историю про самурая и священника и уже приближался к развязке. Так что Охаси просто тихонько сел и стал слушать. Сам анекдот был славным, однако мастерство Хори как рассказчика сильно не дотягивало до стандартов Охаси. Тот совершенно не рассчитал необходимое для анекдота время и чересчур много разглагольствовал. Наконец Хори дошел до ударной концовки, и компания взорвалась громким басистым смехом. Когда этот шум эхом разлетелся по тихому отелю, все внутри Охаси сжало, словно тисками. Он сразу представил зловещий фургон с черными буквами на боку, колесящий по окрестным улицам.
Охаси взял в руку стакан, о котором успел уже забыть, и глотнул пшеничного чая. Этот знакомый вкус… Не успев проглотить напиток, Охаси с гадливостью выплюнул его. Потом швырнул стакан об пол, разбив его вдребезги. Внутри вскипела ярость. Неистовая злоба на то, что он совершил, что заставил его сделать этот вкус. С его семьей, с самим собой, с собственной жизнью. Он сам был во всем виноват!
Охаси вскинул взгляд на Кейту, который, прищурившись, исходил своим гаденьким, словно икающим, смехом.
– Я тебя убью, – негромко, но очень отчетливо произнес Охаси.
Кейта перестал смеяться.
Охаси двинулся к нему. Хори потянулся было вперед, пытаясь перехватить Охаси за запястье, но тот стряхнул его руку. Через мгновение пальцы Охаси вцепились Кейте в горло и начали крепко сжимать. Несколько рук схватили Охаси сзади, попытались оттащить, но у них не хватало сил, чтобы его остановить. Он стискивал и стискивал пальцы, вкладывая в это всю свою ненависть, все раскаяние, все безысходное отчаяние, что так долго прятал глубоко внутри. Он видел, что лицо Кейты из красного стало синюшным, и все равно продолжал сжимать и сдавливать тому шею.