Вскоре оба боярских приятеля без сознания валялись на дороге в грязи. Но на этом дело не закончилось. Кистень подбежал к Кудриле и приказал:
– Сымай гуню [19]!
Боярский сынок хотел было навострить лыжи, но – поздно! Александр, сорвав с Кудрилы одежду, его же понюгальцем на потеху красным девицам с удовольствием всыпал двадцать горячих по оголённой боярской спине.
Кудрила пожаловался «тятеньке», который, в свою очередь, обратился с жалобой к Прокопию. Тот, выслушав обе стороны и разобравшись, как было дело, отказал боярину, ссылаясь на то, что бездельников было около десятка.
Податаманью Смольянину понравился гибкий и ловкий юноша.
– Да что тут думать! – воскликнул он, когда речь с Прокопием зашла о судьбе Кистеня. – Пусть даёт клятву. Будет одним ротником больше, а у него ведь есть новгородская душа, воля, правда, честь.
Прокопий не стал проводить даже ушкуйнические испытания с Кистенём. Между тем, чтобы стать ушкуйником, нужно было пройти множество проверок, доказывающих силу, ловкость, смекалку, верность Господину Великому Новгороду, Софии и будущему товариществу.
Кандидат в ушкуйники должен был несколько раз переплыть Волхов-реку, его заставляли драться с самыми отчаянными в ушкуйническом войске кулачными бойцами, имитировали поимку татарами (переодетыми ушкуйниками), которые чуть ли не по-настоящему пытали. С людьми, не выдержавшими пыток, удалые тут же расставались. Но и это ещё было не всё.
Человек, прошедший все испытания, давал страшную клятву (роту) на верность товариществу. Струсивший в бою или бросивший своего товарища не мог рассчитывать на снисхождение – его тут же осуждало к смерти ушкуйническое вече, без дальнейшей помощи родителям, жёнам, детям, братьям или сёстрам.
Таких малодушных всенародно, на всеобщий позор сбрасывали с Великого моста, что через Волхов-реку, а то и просто убивали, оставляя без погребения. Тогда как родственникам других бойцов, честно сложивших свои головы на поле брани, полагалась пожизненная пенсия.
Всё это оговаривалось с боярами и купцами, которые и содержали этот своеобразный древний спецназ. И первые же ценности, добытые новгородскими удальцами, направлялись кредиторам, чтобы с ними расплатиться, – таков был договор!
Ушкуйники жёстко соблюдали определённый кодекс воина: ни в коем случае не предавать своего товарища, не бежать с поля боя, стараться не быть раненым, не воровать, не издеваться над населением и не убивать мирных жителей. Это было братство наподобие тех рыцарско-церковных орденов, которые активно создавались на Западе: тамплиеров, тевтонов, меченосцев и др.
Отличием от других орденов у новгородских удальцов было то, что их вековая традиция намного древнее, чем у западных орденов, и то, что они не были связаны строгими церковными или рыцарскими правилами. Это давало им определённые преимущества. Если рыцарские ордена предпочитали контактный бой и поединки, то ушкуйники стремились нанести удар издали и внезапно, оставаясь при этом невредимыми. Вот поэтому западные рыцари долго не признавали арбалеты и «огненный бой» (огнестрельное оружие).
У западных рыцарей было много обрядов, предрассудков и условностей. Между тем новгородцы этим никогда не страдали. Вспомним того же Василия Буслаева, его неверие в приметы. Для ушкуйников были святы три основы: товарищество, Господин Великий Новгород и собор Святой Софии, который являлся также духовным центром города-государства. Православный храм, он был своеобразным воплощением древнего и современного духа свободолюбивых, смелых и непокорных горожан. Среди новгородцев даже существовало поверье, что их Новеград хранит Божественная Премудрость и, пока стоит храм Святой Софии, будет жив город. Не случайно была распространена пословица: «Где Святая София – там и Новгород». Именем Софии объявлялась война и заключался мир.
