Космонавты Гитлера. У почтальонов долгая память - страница 29



Дед его рослый, статный – с седым, в серебро, ежиком волос, аккуратно подстриженной бородкой, – не такой, конечно, как местные жители… Хотя, какие местные? Похоже, кроме нескольких стариков да старух, в заброшенной погибающей деревне никого не осталось, и дорог в нее никаких не ведет, и… Утесы? (Чаще всего про деревню говорили – Утесики). Почему-то думалось – даже люди здесь должны жить какие-то особенно мужественные, с суровым выражением обветренных лиц. Но встречались лишь двое почерневших от солнца, плюгавеньких и спившихся мужичка. С ними дед уплывал куда-то на моторке в синие дали, за излучину (эти двое, было видно, с утра уже навеселе). Что они там делали… рыбачили, ставили сети? Однажды высокий пожилой человек крикнул из лодки: «Димка, давай!» – махнул мальчику на берегу. А он прокричал в ответ: «Сейчас, дед!»

Значит, Димка… так звали мальчика. Он поджидал в том месте, где на обратном пути причаливала лодка, сидя со своими удочками, потом они с дедом возвращались в деревню. Мужички же, стреляя синим выхлопом мотора, заложив крутой вираж и разогнав волну, мчались на моторке куда-то с таким видом, будто это адмиральский катер возвращается на базу.

Дима проходил мимо с удочками, длинными гибкими антеннами, необходимой составляющей, частью какого-то, ей казалось, таинственного оборудования… приемо-передающего устройства? Настраивал, забрасывал проводок лески в звучащее пространство реки, чутко прислушивался, следя за поплавком-риской на шкале настройки, на приборной панели речной глади… Каково там, в глубине, движение древних таинственных рыб, о чем они вещали? Какие радиопередачи, ныне не существующие, но записанные на магнитной ленте воды из отголосков, фрагментов бывшей на земле, ныне исчезнувшей музыки? И она бы ловила больших рыб – солидные, с мощным сигналом радиостанции, – и совсем маленьких, скользящих у самого дна, где уже никаких частот, только гул придонного течения. Панель черного стекла восхитительно осветится, озаряя диапазон тысячи дней, и каждая золотистая насечка – это и тонкий трепетный огонек свечи, что ставили с бабушкой, зажигали на могилке Старицы; и отсвет их костров, что разводили с папой или с дедушкой.

Дима взглядывал на нее издалека, будто что-то зная про ее жизнь… Всегда отстраненный, смуглый, спартанский. Как один из тех спасшихся моряков или звездолетчиков из ее игр.

Ольге ни с того ни с сего пришла в голову простенькая и гениальная идея. А давай я тебя с ним познакомлю, брякнула она. Давай! И уже загорелась: «Ты будешь тонуть как бы, да? Ну, понарошку… а я как заверещу! Начну руками махать! Спасите-помогите! А он, думаешь, что?..»

– А он… что? – Наде это показалось нелепо. Но уж она знала, как запрыгают в глазах подруги веселые бесенята… так она и выкинет что-нибудь эдакое! Знала ведь… но, может, не обратила внимание, забыла в тот раз?

– Да бросится тебя спасать! Это же для прикола… смешно же, правда?

Не видя ничего смешного в этой глупости, Надя пожала плечами. А зря она поддалась на ее уговоры! Все получилось нелепо и страшно на самом деле… В итоге они оба, Надя и этот предполагаемый супермен Дима, чуть не утонули. Их едва выловили, кое-как откачали.


Всегда находилась лазейка, разогнутая скобка в цепочке режима, окольцевавшего их время. Солнечный зайчик уводил, играя, показывая замаскированный лаз, тропинку в зарослях. Выходили все вместе, с девчонками, с которыми подружились, к полукружью зыбких горячих песков у спокойного плеса, там купались. Это не то что лагерный пляж, где полный отстой, мелюзга и муть, ею взбаламученная. Надя умела плавать… но где это было? – научилась в бассейне, в группе лечебной физкультуры, куда ходила когда-то давно.