В первый класс пигалица не поступила, умея писать, читать и считать. Сразу во второй. Так что на фото – класс второй или третий. Или четвертый.
В пятый, оставив сельскую начальную школу, где учили немецкий, пошла в городской школе, где учили английский.
9.
На самом деле английский дался в девятом.
Ровно девять месяцев длились частные уроки Лидии Алексеевны Пикаловой, шикарной одноногой тетки. Пигалица влюбилась в нее с ходу и, тщательно таясь от своих, чужой открывалась безоглядно, обрушивая каскад признаний, словно на лучшую подругу. С подругами как раз сложнее. Пигалица и в них влюблена – всякий раз неутоленно. Спустя десятилетия зоркий Зорин Леонид Генрихович напишет, что все у нее (цитата) наполнено тем же самым чувством, которым мечена ее жизнь, чувство это – неутоленность.
В Москве часть класса говорит на английском как на родном. Хочется так же, да не можется. Они другие. Другие лица, косы, стрижки, походка, портфели, тетрадки, ручки, школьная форма – все не такое. У наших – заурядное, советское. У них – заграничное. Они интернатские. Они дети внешторговцев. Точнее, дочки: обучение раздельное, школа женская. Пока были маленькие, жили с папой-мамой за границей, подросли – отправлены в отеческие пределы. Внешторговцы – те же дипломаты, только по коммерческой части. Возвращенных на родину подростков определяют в интернаты. Малые дети, должно быть, не так подвержены разлагающему буржуазному влиянию, как дети постарше. Света Бурцева из наиболее эффектных. Персиковая кожа, во рту жемчуг, две небогатых косы, зато прямая спина, большая грудь и круглые плечи, с одного неизменно спадает бретелька школьного фартука, не такого, как у нас, высокие сапоги из натуральной кожи цвета терракоты, того же цвета и качества портфель. У нас портфели из дерматина, на ногах потертая обувь неопределенного грязного цвета. Пигалица поглядывает на Свету Бурцеву искоса, издали, исподлобья, интернатские дружат друг с другом, с нами – редко. Из наших Света Бурцева дружит с каре-глазкой Таней Бабчиницер. Продвинутая в математике, Таня единственная достойна продвинутой в математике Светы. У пигалицы с Таней – тоже отношения. Ревниво-болезненные со стороны глупой пигалицы, уравновешенно-утешительные со стороны умной Тани. Они обмениваются записочками, которых пигалице мало. Света маячит рядом, вежливая, немногословная, вещь в себе. Интернатских связывает общая тайна. Тайна эта – заграница. О ней не говорят. Возможно, им запрещено говорить. Возможно, им запрещено сближаться с советскими, чтобы не выдать тайну.
И тогда Мата Хари включает тайный свет воображения. Оно освещает затемненные девичьи дортуары, строгую, но изысканную столовую, столы с накрахмаленными салфетками, зал в зеркалах, где, аккуратно сделав уроки, чинные школьницы чинно отдыхают за чтением, рисованием, вышиванием, игрой на фоно, ненароком поглядывая на себя в блестящую амальгаму, в какой тенями живут страстные и нежные дружбы, шепоты и признания, многообе щающие вечера танцев с приглашенными мальчиками и прочее, и прочее, вычитанное из книг, недоступное обыкновенным шко-ляркам.
Мама всегда говорила, что дочь – воображала.
И пусть.
Вот увидите, она еще доживет до первой влюбленности. Не ее в кого-то, а кого-то в нее.
10.
Увлечения долго распределялись по сезонам: мальчикам принадлежали лето и дача, девочкам – Москва и зима.
