Наши глаза прожигали друг друга в отражении зеркала. Доберман наклонился, коснулся губами шеи, слегка прикусил кожу, высекая искры желания из моего тела. Ноги дрожали, хотелось откинуть голову, подставить под поцелуи шею, позволить большее, полностью отдаться в его власть.
«Нужно это прекратить! Немедленно!»
– Пусти, – прошептала тихо.
– Зачем? – не отводя взгляд, спросил он. Его рука поползла вверх, обхватила левую грудь снизу, большой палец медленно прошёлся по соску туда-сюда, поглаживая сквозь тонкую преграду.
– Чё-ёрт, – прошипела, не в силах оторвать взгляд.
Он ухмыльнулся. И мне не понравилась эта его улыбка. Как будто шлюху ласкает. И я в одночасье увидела себя именно шлюхой: в порочном нижнем белье, в зеркале, словно в витрине борделя с клиентом за спиной.
«Мерзость».
Наверное, что-то в моем взгляде слишком отчётливо прозвучало и завибрировало. Кощеев нахмурился, убрал руки.
А мне стало без них плохо, физически. Захотелось вернуть их на прежнее место, но я удержалась. Схватила юбку, отвела глаза от нашего отражения.
– Долго вы здесь ещё будете торчать, Кирилл Константинович? Если хотели меня унизить – у вас это замечательно получилось. Спасибо, что в очередной раз поглумились и показали своё отношение. – Застегнув крохотную пуговку на юбке, потянулась за блузой. – Но только я не шлюха, в отличие от того, что вы обо мне думаете. То, что произошло ночью, было огромной ошибкой, о которой я очень сожалею! Да, я не отрицаю, что меня тянет к вам в определённом смысле, – запнулась, говорить вот так, открыто, было тяжело, – но только это не даёт вам права вот так… – Голос дрогнул, и стало понятно, что пора бежать, а то ещё чуть-чуть, и я разревусь, как последняя истеричка. Мне было обидно оттого, что именно этот козёл привлекал и притягивал, обидно, что тело горело от неудовлетворённости и жаждало его прикосновений, обидно, что меня, девственницу, считали потаскухой. – Не даёт вам право врываться и нагло меня лапать, вот! А теперь пропустите меня, будьте добры!
Кирилл Кощеев
– Обращайся. – Как будто она в самом деле думала, что меня эта детская отповедь смутит! Ну глупая, как вчера родилась. Глаза какие грозные! Только вот торфяником тлел прикрытый негодованием недавний огонь.
«Я всё вижу, Яда. И то, что ты так отчаянно демонстрируешь, и то, что скрываешь тоже. Всё равно вижу.
Ни о чём ты не сожалеешь. Может, головой разве что, а пальцы твои не от сожаления трясутся, не в состоянии даже пуговицу в петлю, с пятой попытки, протолкнуть. И даже не от злости, за которой ты так трусливо прячешься».
Иронично изогнув бровь, следил за жалкими попытками одеться скорее, скрыть себя от насмешливого взгляда в зеркале. Моего взгляда. Губы ломало усмешкой.
Не даёт мне права?
Ха-ха.
Хорошая, очень забавная шутка. Знала ли она, что, снарядив ко мне на практику, отец буквально пустил её в расход? Либо откупился за что-то в очередной раз. За то, что чертовски херовый родитель, например. Либо преследовал какие-то свои цели. В первом случае девчонка – это негласный подарок, а во втором – попросту смертница. Так что я имею куда больше прав, чем казалось с того момента, как эта дурочка подписала контракт. Потому что все контракты, подписываемые в «Костях», магические. И согласно большинству из них я царь и бог: могу казнить, могу миловать. Прямым текстом это не сказано, конечно, на то он и магический. Только наша братия видит подводные камни, а остальным всё равно сотрут воспоминания после того, как срок службы истечёт. Если доживут. А если не доживут, то их самих сотрут из памяти родных, близких, превратив в безликое, никому неинтересное и мутное пятно из прошлого.
