Костры иллюзий - страница 5



«Казалось, что неполноценность – удел других. Так долго казалось. И вдруг стало ясно: да это же мой удел! Вот в чем так трудно было признаться себе самому. Я понимаю самые тонкие и самые сильные эмоции на площадке, на экране, на страницах сценария. И я всегда панически боялся их в жизни. Я убедил себя, что мне с Викой удобно и легко, как с комфортной машиной, качественным креслом. Я бы хотел презирать Алексея за то, что он так горел на всех кострах с ней и без нее. И, наверное, горит до сих пор, если еще не обуглился. Пытаться пренебрежительно отталкиваться, как поступают все ущербные и толстокожие? Но перестало получаться. Наверное, переполнена чаша лицемерия и самообмана. Временами я ненавижу их обоих за то, что они настолько не такие, как я. И я не хочу, чтобы Алексей жил на свете. Потому что Вика не перестанет его любить, пока он жив. А я никогда не смогу свободно вздохнуть, постоянно понимая, что этот человек дышит глубже, талантливее и с гениальным результатом, при всем его нелепом безумии и преступном отношении к себе, своей жизни и любви. Алексей топчет себя, как никто и никого, – и при этом даже не становится жалким. Он всегда умудряется оставаться на недосягаемой высоте. А мой удел – лишь хорошо прятать свою ущербную ненависть. И покорно тащить свой тайный крест. Существует же миссия или синдром Сальери. Возможно ли нести эту тяжесть не покорно, а как-то иначе? Ущербность, мать ненависти, никогда не позволит мне ответить себе на этот вопрос».

И отражение Игоря в темноте бледнеет, съеживается, как на скамье подсудимых, но не исчезает совсем. Остается блеклым и бесформенным пятном. Лучшего образа не придумаешь для собственной безысходности. Для отсутствия гордого выхода у слабой и трусливой души.

Ложь

Лене нужны были даже не деньги. Ей нужно было много денег. И желательно сразу. Все ее опасения и комплексы с детства были связаны с неотвратимым и тяжелым открытием. Человек способен без видимого напряжения, на одном вдохновении, по велению только таланта сразу заработать много денег, практически осчастливить близких, а сам даже не заметить этого факта. Деньги для него не были целью, он их вообще не брал в расчет. Он переживает только болезненное расставание с собственным вдохновением, боится тишины и ночи, теряет из виду тех, кто с ним рядом и от него зависит. Деньги для него лишь способ превратить собственный раздрай души в окончательный и бессмысленный бедлам. Такой у Лены папа. Таков Алексей Серов, которого многие называют гениальным. Он уже тысячу раз тонул в омуте своего безволия, неспособности переносить все спокойно и достойно, как другие люди. Он не умеет выживать, а его чертовы талант и вдохновение всякий раз возрождаются, а с ними и все более робкие надежды семьи. Папа опять получит награду, деньги и вагон восторгов… И все это отправит в топку своего безумного «отходняка». Какие-то типы, называющие его «другом», растащат самым наглым образом все, что жена и дети Алексея мысленно уже распределили на свою прекрасную жизнь. Отец потом не вспомнит ни имен этих лжедрузей, ни сумм, которые он им отдавал по самым тупым, придуманным поводам. Чаще всего это «болезнь мамы», «трагедия с ребенком», «поджог и ограбление дома». Очень скоро мама, Виктория, узнает в их общей среде, что у самого крупного должника сроду не было ни ребенка, ни дома, не факт, что есть мама, а сам он никогда не возвращал никому даже ста рублей. Как такой тип оказался рядом с Алексеем перед его премией, гонораром, меньше всего известно самому Алексею.