Донка осмотрела ухо мальчика, поцокала и поохала, потом приготовила настой герани, смочила кусок чистой ткани и обработала ранку. Первый этап очищения сделан, кровь уже почти прекратилась. Следующим шагом нянюшка-знахарка обильно смазала ухо Марко мёдом – сам порез и вокруг – и приложила сверху отрез льняной ткани, который замечательно держался на липком мёде.
– Как ты, Марко? Болит ушко? – участливо спросила Донка.
Мальчонка изобразил слабую улыбку.
– Нет, нянюшка, уже не болит. Спасибо тебе за помощь!
Донка улыбнулась и обняла кнезёнка. В этот момент в комнату для слуг вошла госпожа Брунхильда. Она заговорила, и будто ледяной стужей повеяло в помещении, хоть костёр разжигай для сугреву.
– Михась сообщил мне, что наследник поранился… – тут её взгляд упал на Марко. – Фи, юноша, какой же ты уродливый с этой повязкой на ухе. Донка!
– Да, госпожа? – склонилась служанка.
– Сколько нужно будет носить эту безобразную повязку?
– Всего пару дней, госпожа: царапина неглубокая.
– Вот что, Марко Склавул, предлагаю тебе пару дней не попадаться мне на глаза, а то мой слабый аппетит будет испорчен совсем. Либо шапку надень, что ли…
Марко понуро и привычно обречённо вздохнул – он не ожидал иной реакции от маменьки – и побрёл к себе наверх за кушмой, в которой и проходил два дня, прикрывая раненое ухо, покуда Донка не дала добро снять импровизированную повязку. От тёплой шапки голова сильно потела и чесалась, но выбора особо не было: в замке сложно было не попадаться на глаза Брунхильде, тем более у неё имелась особенность появляться бесшумно из ниоткуда и всегда невовремя.
***
Деревня Воронцово оказалась небольшой, всего с десяток домов. Солнце зашло, быстро темнело, нужно было где-то переночевать. Всеволод, за неимением житейского опыта, руководствовался интуицией, сиречь внутренним зовом. Поэтому он пошёл к старой избе с покосившимся забором на самом отшибе селения. Пушок семенил рядом. Волька заглянул через ограду – в окнах было темно, непонятно, есть кто живой, али нет. Тогда витязь слегка постучал в калитку – тишина. После этого он пальцами слегка толкнул воротную дверцу, просто чтобы проверить, открыта или нет. Калитка со скрипом и шумом отворилась: на самом деле она была заперта, но обладающий нечеловеческой силой путник даже не заметил, как сломал ветхую задвижку.
В окне появился отблеск огонька, дверь избы отворилась, откуда выглянула дряхлая под стать дому согбенная старуха со свечой в руке. Щурясь, она прокаркала скрипучим голосом:
– Кого черти на ночь глядя принесли? Я уже и спать легла, а тут неймётся кому-то… Подите прочь, тати, здесь вам нечем поживиться!
Волька подошёл поближе под свет свечи и добродушно улыбнулся:
– Здрав буди, матушка! Не серчай, пусти проходимцев на постой.
Бабулька упёрлась подслеповатым взглядом в живот богатыря и невольно с кряхтением запрокинула голову, чтобы увидеть незваного гостя. Увидела. Ойкнула. Поняла, что если у ночного татя будет намерение что-то забрать, то остановить его точно не получится: поблизости других таких здоровяков не водилось.
А Волька продолжал искренне и по-доброму улыбаться:
– Ты, бабка, не робей: мы ж не за так, а за медный пятак.
Старушенция попыталась улыбнуться во все свои три зуба. Своим тугим слухом она что-то расслышала про медный пятак. Неужто люди добрые пожаловали? А что он всё «мы», да «мы»? А где остальные?
