***
– Малышка, это зашло слишком далеко! Ты знала, что, нельзя ни есть, не пить сладкое, но всё равно пренебрегла запретом, и первый раз, когда ты нагрубила мне и той великанше, мы с братом закрыли на это глаза, но сейчас твоё непослушание перешло дорогу закону. – Все принципы гражданского судопроизводства нарушились в тот момент, когда вне правовой субъект устроил самосуд в самом, к слову, подходящем для этого месте, напротив дома тех, кто сотворил мир. Можно считать, что суд первой инстанции слышал перед своими пятиметровыми дверьми множество раскаяний в своих грехах и невыполненных клятв и оттого по праву мог выступать в качестве предполагаемого зала суда.
– Но почему? Вы ведь едите сладкое и не сходите с ума, так почему я должна ограничивать себя в чём-либо?! —
– Я одного понять не могу, мы же обсуждали этот вопрос много раз. Все мы больны ты, я, все духи и боги, у каждого симптомы разные, но оттого суть не меняется – пренебрежение запретом опасно не только для жизни! – Раздосадованный порчей совершенно нового имущества старший брат взывал к совести подсудимой.
– Да? И как проявляется твоя болезнь? Что-то не видела, чтобы ты отказывался от чего-то или тебя что-либо беспокоило. Я же ребёнок и все дети любят сладкое. – Ответчик, неумело оперируя фактами, выстроил защиту не крепче нервов брата, потирающего укушенное ухо и прислушивающегося к разносящемуся эху «карл».
– Малышка, не думай, что мне не приходится каждый день себя сдерживать. Всем детям, доросшим до нашего возраста, приходится постоянно бороться с искушением, будь то возможность послать кого-то или заморить червячка чем-то сладким. В любом случае одно навредит отношениям, другое – зубам, вопрос лишь в том, чем ты готова пожертвовать, лишившись внутренних барьеров. То же самое касается и целей, и жизненного опыта. Мотылёк, раз обжёгшись огнём, больше не станет касаться пламени. —
– Даже если хочет согреться? – Неожиданный аргумент заставил прокурора в лице Эни отвлечься от разглядывания острых, выложенных чёрной черепицей, шпилей храма.
– Согреться можно разными способами, а вот сожжённые крылья вернуть уже не удастся. То же самое и с желаниями, твой огонь – это сахар… —
–… и резкие эмоциональные перепады – Подключился к обвинению брат. – Не опались лишний раз, потом сложнее будет остановиться и восстановиться. – Судья занёс молоток, но удар в боёк не последовал.
– Что-то я не заметила, чтобы твои внутренние барьеры распространялись на алкоголь и раздевания в общественных местах, хотя вряд ли можно сказать, что ты себя ограничиваешь в этом. – Искусность приведённых отвечающей стороной аргументов дала фору искусности вырезанных фресок на фасадной части храма, отображающих виденья мастера о сотворении мира.
– Может, ты и права, но я тем не менее не превращаюсь в безумное создание, окутанное своими волосами! Пойми, болезни у всех проявляются по-разному, для примера наш брат, ему всё время приходится носить маску, иначе во время стресса пар бы выходил не за голову, а прямо в лицо, лишая видимости или твоя сестра, что при стрессе теряет контроль над волосами, а это для духов Она сродни потере рук. К сожалению, для тебя ещё не изобрели такой маски, что помогла бы отказаться от сахара, ну или, по крайней мере, ограничить в его потреблении. – Судья перевёл взгляд на прокурора в поиске подходящего вердикта, но её пятки уже сверкали по направлению к башне Зала советов в такт барабанов из рюкзака. – Лилит, давай поступим так, пока ты полностью не вернула себе прежний облик… – Взгляд упал на когтистые лапы обвиняемой. —…ты легко поспеешь за сестрой. Поддержи старшую на предстоящем концерте за нас с мамой и братом, а я, так уж и быть, закрою глаза на твою провинность. Идёт? – Ответа и не потребовалось. Синедрион
