Психологиня побледнела, губы ее задрожали.
– Как… Откуда… Откуда вам известно?! – задохнулась она.
– Интуиция! Банальная интуиция! Третий глаз, слышали? – хохотала Наташа, а у самой уж слезы по щекам катились.
– Я… Я не знаю, кто вас подослал и зачем… – прошипела психологиня. – Но убирайтесь вон! Вон, слышите!
– Сначала деньги обратно! Или я звоню в полицию! – выкрикнула Наташа, не помня себя.
Психологиня схватила с подоконника изящную сумочку из красной кожи, пошарила внутри и швырнула Наташе под ноги несколько тысячных бумажек.
– Убирайтесь! Иначе я зову охрану!
Наташа внезапно успокоилась. Насмешливо глянула на «доктора», подобрала с пола деньги, собрала в аккуратную стопочку и вышла, прикрыв за собой дверь. Она прекрасно знала, что сейчас чувствует психологиня и как она, Наташа, ее напугала. Это было довольно приятное ощущение. – Я… Я мужу скажу… Вы еще пожалеете, – слышала Наташа злой шепот в спину. Но ничуть не беспокоилась, потому что знала – не скажет. Некому говорить-то уже. Появилась недавно молодая да ушлая, увела мужа. Так ей!
Вроде и наказала Наташа аферистку, а легче от этого не стало. Даже наоборот. Куда бежать? У кого лечиться? А вдруг все они такие, психологи эти? Да и чем они ей помогут, если разобраться?
Дома Наташа долго плакала, уткнувшись носом в подушку, и из глаз ее текли горючие соленые слезы. Слез натекло ровно в полтора раза больше обычного, потому наволочка быстро промокла и ее пришлось бросить в стирку.
Наутро Наташа поехала в клинику Фёдорова. Глаз все-таки. Уж если там не помогут, нигде не помогут.
Прием вел старенький благообразный профессор, похожий на Эраста Гарина. Наташа с удовольствием отметила: настоящий. Всю жизнь офтальмологии отдал. Никаких скелетов в шкафу у него тоже не оказалось. А если и были, сам забыл – дело прошлое.
– У вас предынфарктное состояние, – зачем-то сказала Наташа.
– Знаю, знаю, – рассеянно откликнулся профессор. – С чем пожаловали, барышня?
И тогда Наташа стянула налобную повязку:
– Вот, смотрите.
За долгую медицинскую карьеру профессор отвык удивляться. Он пожевал губами, посветил в третий глаз специальным фонариком, рассмотрел как следует. Измерил давление глазного дна. Велел, закрыв остальные два глаза круглыми пластмассовыми лопаточками, прочесть буквы по таблице Сивцева. И Наташа их перечислила, сверху вниз, до последней строчки, а потом еще добавила, что таблица произведена пять лет назад в городе Дмитрове Московской области и ее оптовая цена – тридцать четыре рубля двадцать две копейки. Но эту тираду профессор пропустил мимо ушей. Записал что-то в карту, сказал, не поднимая седой головы:
– Здоровый глазик… Так на что жалуетесь?
Наташа растерялась.
– Видит он у вас хорошо? Так? – подбодрил профессор.
– Слишком хорошо, доктор! – воскликнула Наташа. И расплакалась. И бормотала сквозь слезы: – Он все-все видит, про всех! И почти одно только плохое, понимаете? Это же не люди, это…
Она долго и путано рассказывала доктору о том кошмаре, в котором жила в последнее время. Слезы текли в три ручья – и те, что из третьего глаза, скатывались прямиком по переносице и обрывались с кончика носа.
– Да. Люди, они такие, – раздумчиво сказал профессор. – Это, поверьте, и с плохим зрением видно прекрасно. Вот у меня – близорукость. Минус восемь. Но ничего нового я от вас не услышал. Ну, не плачьте! – Он улыбнулся и через стол подал Наташе коробку бумажных салфеток.
