Койоты средней полосы - страница 12

Полинин полукруг не шевельнулся, зато на половине учителей возмущенно загомонили. Полина выловила несколько знакомых голосов, например своих одноклассников Гуся и Артамона (бывших некогда Игорем Гусевым и Артемом Мамоновым), но, так как она и раньше была о них невысокого мнения, это открытие не слишком ее огорчило.

– Учителям тоже не удалось сегодня поесть после целого дня в раскопе, – продолжала ораторствовать историчка, засчитав ворчание за поддержку. – Вместо заслуженного отдыха нам пришлось в срочном порядке готовить что-нибудь из консервов и печенья, и, конечно, такой ужин не мог удовлетворить людей, целый день простоявших на лопате.

Полина с тоской подумала, что такой ужин вполне мог удовлетворить человека, целый день простоявшего над кастрюлями, но человек этот, увы, остался даже без бутербродов – и это никого не волновало. Носком кеда она легонько подковырнула ближайшую лысую кочку, и та неожиданно как будто сама прыгнула в костер, взметнув маленький сноп рыжих искр.

Полина быстро глянула на учительницу – хотя она ни капли не чувствовала себя виноватой, ей все-таки не хотелось показаться невежливой.

Но Ольга Викторовна ничего не заметила: она выискивала поддержку в зрительном зале. Ворчание позади сидящих, очевидно, не удовлетворило ее полностью, и она пустила в ход следующий ораторский прием – сгущение красок:

– Это не первый случай нарушения дисциплины Волковой Полиной, за который пришлось расплачиваться всему лагерю.

Снова пауза – чтобы дать зрителям время осознать.

– Вчера во время Вечернего Дела Полина заигралась в войну.

Полина вздрогнула: это уже была не казнь, а месть, причем месть личная, ибо вчера Полина уже была наказана за свою оплошность насмешками всего лагеря. Учительница жонглировала эмоциями аудитории, как профессиональный актер, чтобы заставить ее пройти через это снова.

Учительский полукруг взорвался дозволенным, наконец, смехом. Полина отчетливо услышала «девочка-героин», произнесенное уже не Пашкой, – и резко дернулась в ту сторону. Внутри заклокотал подавленный гнев. Она яростно шарила глазами по лицам, искаженным неверным светом огня, готовая в любую секунду вскочить, вызвать наглеца на дуэль и там уж оттрепать его по всем правилам, но каждый раз натыкалась на лица, растянутые усмешками, блестящие зубами, зияющие гогочущими ртами, пока не споткнулась о надменную низенькую фигуру в белый горох, которая подняла подбородок еще выше и властно приказала:

– Встань, пожалуйста, Полина. Пусть лагерь увидит своего героя.

Полина вскочила, сжимая кулаки, снова готовая к бою. Сзади повскакивали со своих мест неугомонные двойняшки, но Марина зашипела на них, усаживая обратно, Гриб уронил на Мишаню гитару, стукнула дека, кто-то помянул черта. Наконец все затихли. Теперь Полине было все равно: пропасть разверзлась, в горле уже созрели и требовали свободы непоправимые слова.

– Из-за того, что Полина заигралась, – (опять! это нарочно!), – и не услышала гонга, пятеро наших мальчиков, наших копачей, были вынуждены вместо отдыха бегать за ней по полям.

Полина встала в стойку и дышала, выжидая удобного момента.

– Встает вопрос о твоей ответственности, – без тени сомнения объявила учительница. – Вчера ты не услышала гонга, а что тебе помешало сегодня?

Полина дышала. Глубокий вдох. Медленный выдох. Подпустить поближе… еще, чуточку… и уже тогда!

– Может быть, ты расскажешь своим товарищам, по какой причине они сегодня лягут спать голодными?