Дома мама менялась, становясь привычной, раздражительной от усталости. Ее качества как бы перетекали в окружающую обстановку: на кухне становилось уютно и чисто, аппетитно пахло ужином, хотелось сидеть за столом и рассказать ей о проблемах, которые казались непреодолимыми. Но мама говорила: «Послушай, это такие мелочи. Пустяки. Не стоит тратить на это нервы», – и все действительно оказывалось пустяками, незначительными препятствиями, которые можно перешагнуть и жить дальше. И теперь, когда мамы не было, Сашка скучала. Но старалась подыгрывать папе, чтобы не разнюнивались Анюта с Танюшкой, каждый вечер канючившие: «Когда вернется мама, когда мы поедем к ней?»
К концу второй недели отцу надоело играть в хозяйку, он вернулся к привычному образу жизни. И девчонки ели гречневую и пшенную кашу, которую варила уже Сашка. Наконец, папа сказал, что в выходные они поедут навестить маму. И Сашка еще в пятницу испекла торт, который они теперь везли с собой в обувной коробке.
По дороге девчонки спали, навалившись на Сашу, и едва слышно сопели во сне. В их дыхании приятный детский запах смешивался с легкой вонью плохо чищенных зубов.
«Если маму сегодня не выпишут, – думала Саша, разглядывая по дороге унылые и бескрайние поля, – придется мне всем одежду стирать и гладить, мелким носить уже нечего». Стирка в доме была целым событием. Нужно было вывалить из корзины всю грязную одежду на пол, рассортировать по цветам, а потом долго крутить в стиральной машине «Сибирь» сначала на стирке, потом, переложив в центрифугу, на отжиме. А после полоскать в ванной в холодной воде. И повсюду лилась вода, а машинка билась током, и нужно было следить, чтобы сестры не зашли в ванную босиком, да и самой не наступить в лужу. Много суеты, нервов, усилий. Нет, Саша это не любила! Она любила сидеть в кресле или лежать на втором этаже двухъярусной кровати с книгой. Сашка обожала читать. По школьной программе она дочитала Шолохова «Тихий дон» и теперь для себя читала «Графа Монте-Кристо». Впрочем, в последнее время ее увлекала эротическая литература. Одну из таких книжонок – на серой бумаге, с плохо пропечатанными картинками голых женщин с томно приоткрытыми ртами – подсунул ей Слямзя. И теперь Сашка с волнением думала о том, как вернется и будет ее читать.
Со Слямзей они встречались уже неделю, каждый вечер пили у Фадея, а потом подолгу целовались в подъезде или на лавочке, если на улице было тепло. Все это время Сашка прожила в каком-то сладостном мутном угаре. Ему не было выхода, и не было от него избавления. На нее вдруг обрушилось незнакомое раньше чувство страсти. Оно не было направлено ни на кого конкретно. Просто Слямзя в ней его включил. И теперь, вместо геометрии или истории, на уроках ее занимали фантазии о разных, в основном – выдуманных, – мужчинах. Представлять настоящих – того же Слямзина, который все больше казался Сашке жалким глупым пьянчужкой, – она не могла, потому что вместо эротических включались совсем другие переживания. Да и скучно становилось со Слямзей. Даже целоваться или позволять трогать себя Сашке надоело. А зайти дальше она не могла из принципиальных соображений: первый раз обязательно нужно по любви!
Они подъехали к трехэтажному особняку с облезлой, местами отвалившейся штукатуркой, оголившей красный кирпич. На воротах Саша успела прочесть табличку: «ГУЗ. Тульская областная психиатрическая больница №1».
