Лекарка пододвинула к усатому кувшин со снадобьем. Готовила она его здесь же, на очаге, и старик строго следил, чтобы не кинула какого яду в зелье, а про каждую травку спрашивал, что да для чего.
- Сам же видел, что вывариваю… Травы да коренья…
- Откель мне знать, что ты туда тайком добавила? Мало горя причинила?
Крапива утупилась в пол.
- И думать не смела…
Несмеяныч взял кувшин и поднёс к губам, следя, встрепенётся ли девка. Крапива лишь крепче стиснула кулаки. Взаправду, что ли, считает, что ей ума достанет княжича отравить?
Отхлебнув, Дубрава сжалился и попотчевал больного: делать-то нечего. К тому ж Матка Светом и Тенью поклялась, что хворобная девка беды не желала. Да что уж, старик и сам видел, как та упрашивала Власа её не трогать, но молодой же, горячий… Несмеяныч замахнулся на травознайку локтем.
- Ух я бы тебя!
Поганая ведьма и не дрогнула, лишь глянула так, что воевода побледнел.
- Отр-р-родье! – буркнул он, отворачиваясь. – Пошла прочь! Поклонись вон Рожанице, чтоб обошлось!
Княжич хлебал варево из подставленной дядькой плошки, и из угла рта его бурой змеёй сочилось не проглоченное зелье. Он поднял отяжелевшие веки и, оттолкнув посудину, потребовал:
- Пусть… подойдёт…
Дядька решил, что ослышался.
- Пей, княжич, пей…
- Я велел… чтоб подошла… девка та…
- Одумайся, княжич! Ей бы к тебе на версту…
Колючий взгляд ощупал потолок и сполз на испещрённое морщинами лицо Дубравы. Плохие у княжича были глаза, ох плохие! Шальные, чёрные… И сверкало в них такое упрямство, которое только в Тень и ведёт.
- Выйди, - молвил больной.
Несмеяныч обмер. Поджал разом пересохшие губы, отставил плошку и двинулся к выходу. Хотел бы и девку с собой волоком утащить, да воочию видел, что бывает с теми, кто её неволит.
- Тронешь – убью, - коротко бросил он ведьме и хлопнул дверью.
А Крапива стояла ни жива ни мертва. Затухающие угли перемигивались в очаге, бурый след от зелья искривился вместе с ухмылкой княжича.
- Мне вдругорядь повторить? – прохрипел он.
В избе было донельзя душно, дымовые оконца едва выпускали жар, но Крапива вдруг словно в проруби очутилась. Она на негнущихся ногах приблизилась и встала у ложа.
- Сядь.
- Не могу, княжич. Задену ненароком…
- Так не задевай.
Двигаться ему было больно. Влас и рад бы хоть голову повернуть, чтоб рассмотреть ведьму, да никак. Крапива присела на самый краешек перины и положила руки на колени. Не дай Рожаница хоть кусочком голой кожи прислонится!
А княжич словно проверял силу проклятья, словно нарочно напрашивался.
- И что же, - негромко спросил он, - никто прежде до тебя не докоснулся?
Крапива не отводила взгляда от сцепленных в замок пальцев.
- Случайно только.
- И мужчины ты не знала?
Жар прилил к щекам. Девица покачала головой и, поддавшись внезапной злобе, выкрикнула:
- И знать не хочу!
Княжич показал белые зубы что оскалился.
- Как поднимусь, со мной поедешь.
У Крапивы перед взором всё поплыло.
- Как?
- Поедешь в терем. Станешь молодшей.
Лязгнули волчьи челюсти – прокусили мягкий заячий загривок. Молодших жён в Срединных землях вот уже целый век не заводили. Дорого, накладно… Да и кто отдаст свою кровиночку в чужую семью, где у неё не будет ни прав, ни владений? Молодшие только звались жёнами, на деле же чисто рабыни. Но и за такую долю, случалось, боролись. Коли своего дома нет, коли нужда заставила, коли терять нечего… Лучше уж знатного да богатого ублажать, чем побираться…
