– В-в-виктория и В-в-виктор, я ощущаю с- свежесть своих юных д- дней, смотря с- сейчас на в- вас, – его лицо тоже старалось сохранить уверенное положение, однако между каждым словом оно слегка выходило из равновесия; лишь влажные красные по краям глаза сохраняли стойку, изредка искрясь под лучами ламп. – смотря на в- вас, я вижу былой дух, н- надежду на спасение и ос- сознание велич- чия нов- вой жизни, а также ее хруп-п-пкость и ценность.
Говорить ему тоже было трудно, потому слова звучали заторможенно, с паузами, однако он говорил, держа раскаянную улыбку, а в небольшом просто с наслаждением смотрел в наши глаза и глаза новорожденной Амелии. Каждую секунду силы покидали его и по всему телу было видно, что пора присесть отдохнуть – ему подкатили его коляску и просили сесть, на что владелец ответил отказом, продолжая стоять.
Он еще несколько минут говорил об уроках, что вынес из жизни; под конец сел в коляску и из оставшихся сил прокричал:
– С- свободу и покой молодой семье – кати нас на дачу, Лилит! В- все ж- живо на в- выход!
Хлопки, поздравления, приглашения в гости звучали перед уходом.
Брови Амелии в этот момент были задраны вверх, а рот слегка приоткрыт. Страх, непонимание, удивление – вот что царило в ее совсем юной душе, непонимающей, кто все эти люди, почему они так трясут пальчиком перед ее носом и улыбаются, а вскоре куда-то убегают.
Дверь вновь закрылась. Наступила тишина.
– Пора ее укладывать, эти покатушки явно ее утомили. Ты видел? Она даже не вскрикнула! Моя ты красавица, – Ви чмокнула ее носик, а после отдала мне, дабы снять одежду и помыть руки.
Уложив Амелию, мы оба взобрались на широкий диван, подложив по привычке друг другу подушки под спину, прислонившись плечами и головами. Осознание того доверия, что сейчас сплетает нас и делает просто нерушимыми, но такими зависимыми, пронзало буквально все в голове, сердце и теле, даря желание благодарить за каждую секунду. В теплых объятиях, под включенным телевизором мы пролежали около двух часов. Я не заметил, как заснул, думаю, мы оба этого не заметили.
Вскоре проснулась Амелия и нам пришлось все-таки вспомнить про основные обязанности.
Первые три месяца жизни с ребенком я бы отнес к достаточно трудным, хотя и по- новому воспитывающим, ведь сейчас мне буквально требовалось узнавать основы обращения с ним.
Работа была просто работой – повышение не многое поменяло, ибо последние два года я и так, исполнял обязанности управленца; Александр, хоть он и просил на свадьбе называть его Саней, выглядел вновь железно и хладнокровно, будто бы ничего и не говорил. Потепления глупо было ждать, но я все-таки его ждал. Его твердые мускулы каменного лица по- прежнему выделялись, а громкий смех, после своих непонятных шуток, пронзал сердце каждую секунду, так что хотелось отрезать себе уши. Единственное, что сильно поменялось между нами – это общее количество времени, которое мы проводили после моего повышения. Теперь его фигура досаждала намного, повторюсь, намного чаще, чем я того заслуживал. Раньше прослойкой между нами была Лейла, ныне свободная от работы пташка, по совместительству женщина Александра. Нынче я вкушал прекрасные плоды новой должности и понимал, что Лейла занималась совсем не тем делом, когда работала здесь. Это не предвзятость, ведь на моей памяти десятки примерных женщин, что работали и работают с завышенными требованиями к себе.
